Еду в Руасси, проклиная ограничение скорости на национальном шоссе, которое мешает мне наверстать упущенное время, хотя трафик не такой напряженный, как я опасалась. Рейс в Лос-Анджелес!.. Двадцать лет назад, между возвращением из Монреаля и вылетом в Город ангелов, я ехала этим же путем и плакала, плакала, плакала.
Париж – Порт-Жуа; Порт-Жуа – Париж.
Двадцать лет…
Знаменательная цифра! Ровно столько Пенелопа ждала любимого мужа. Я пытаюсь улыбнуться. И представить себе нашу историю запечатленной на фреске… или на деревянной мебели?..
Мой телефон на приборной панели звонит на выезде из Гонесса, километрах в трех от Руасси, так близко к аэропорту, что кажется, будто самолеты взлетают с пшеничных полей. Глянув на часы, я убеждаюсь, что не опаздываю, значит, звонят не из
Да и номер мне неизвестен.
Поднося телефон к уху, одновременно пытаюсь вернуться в нынешнее время, отправив в дальний угол памяти ту безутешную Натали двадцатилетней давности, чтобы сосредоточиться на сегодняшнем, нетерпеливо звучащем звонке.
– Натали?
– Да… кто это?
– Натали, это Улисс. Я должен сообщить тебе плохую… очень плохую новость.
18
1999
Весь обратный путь я плакала.
Монреаль – Париж.
Море слез.
Квадратные метры бумажных салфеток.
А также литры шампанского, которое Фло таскала для меня из бизнес-класса.
– Поплачь, моя хорошая, поплачь.
– Вы и общались всего ничего, несколько часов, да и то просто целовались.
– Ты избежала худшего, моя красавица, ты спаслась от землетрясения. Поверь мне, ты исчезла вовремя. Попереживашь еще несколько дней, а потом все это станет прекрасным воспоминанием до конца жизни.
– И вот что я тебе скажу: кончай из себя изображать Бриджет Джонс, на свете полно женщин, которым было куда хуже твоего! Тебя хоть ждут дома Джепетто и твоя маленькая принцесса.
Фло была права. И я, как всегда, вернулась в Порт-Жуа… с одной неотвязной мыслью
А потом Оливье крепко обнял меня, заметив, что мне сильно не по себе.
– Я потеряла документы, Оливье, все документы!
– Ну ничего, ничего страшного, Бобренок. Это всего лишь документы.
Оливье – моя опора. Оливье сделан из самого прочного дерева.
Шесть дней я отдыхала в Порт-Жуа, перед тем как отправиться в следующий рейс, в Лос-Анджелес. Все это время Оливье не умолкая разговаривал со мной. Оливье считал, что я переутомляюсь, Оливье уговаривал меня перейти на полставки, Оливье предлагал мне завести второго ребенка, Оливье признался, что очень беспокоится за меня, но я его заверила, что все хорошо, Оли, все к лучшему, спасибо тебе, все пройдет.
И я не лгала.
Все пройдет – но даже когда я доверяюсь Оливье, когда я отдаюсь Оливье, я думаю о другом. О другом человеке, исчезнувшем где-то там, на планете.
Не оставив никакого следа, никакого адреса.
Ничего, что позволило бы мне броситься в его объятия.
И только одна безумная мысль не выходит у меня из головы: я стала стюардессой лишь для того, чтобы найти его. Где бы он ни был, в любом уголке планеты.
– Натали!
Я плакала всю дорогу от Порт-Жуа до Руасси. Выплакала все слезы, которые сдерживала шесть дней, проведенных дома. А теперь створы шлюзов наконец открылись, слезам можно дать волю. Любая из подружек объявила бы мне, что я впала в жуткую депрессию. К счастью, со мной в Лос-Анджелес летят стюарды, которых я прежде не знала. Флоранс отбыла в Шанхай, Жан-Макс – в Рио.
– Натали! – повторяет Глэдис, наша «старшая», весьма манерная девушка (такие идут работать стюардессами по одной причине: хотят бесплатно повидать дальние страны, им скучно сидеть дома в одиночестве, ведь муж – занятой человек, хирург, архитектор или адвокат). – Натали! Для тебя есть письмо в окошке
Я бегу со всех ног. Письмо… Стюарды никогда не получают писем! Меня просят предъявить удостоверение личности и вручают конверт. Я так взволнована, что в спешке скорее разрываю, чем раскрываю его. Я уже догадалась!
В конверте – все мои документы. Все – потерянные вместе с сумкой. Социальная карта, карточка избирателя, водительские права, страховой полис и даже фотографии: Лора в свой первый школьный день и мои моментальные снимки, где я строю дурацкие гримасы.