Я сделала ошибку

Гэри все это давалось с трудом. Хотя были школьные летние каникулы, ему все равно приходилось иногда ходить на учительские собрания и готовить учебный материал к следующему полугодию.

– Я с радостью посижу с девочками, пока тебя нет дома, – заверила я его.

К тому времени Джейн уже принимала антидепрессанты. От них ее клонило в сон. Однажды, когда я находилась у них, она внезапно очнулась и протянула руки к Вайолет. Но бедняжка закричала так, словно ее собственная мать была ей совершенно чужой. В каком-то смысле так оно и было. Джейн молча вернула ее мне и закрыла глаза.

Мне показалось, что я должна рассказать про это Гэри, когда он вернулся в тот вечер. Выслушав меня, он покачал головой.

– Как я уже говорил, Джейн была такой и после рождения Элис – вот почему она потеряла своих подруг. Они не понимали, что с ней происходит. Но вскоре Джейн немного приободрилась, и хотя уже никогда не была такой, как раньше, я подумал, что все становится лучше. Что это лишь вопрос времени. – Гэри вздохнул. – Но сейчас ей хуже, чем когда-либо. Я не могу бросить работу, чтобы присматривать за ней целый день.

Неожиданно он заплакал. Машинально, не задумываясь, я обняла его. На мгновение он напрягся, словно не зная, как реагировать. Но потом расслабился.

– Все будет хорошо, – сказала я, отступая на шаг.

– Надеюсь, – тихо произнес он. – Я так скучаю по ней настоящей.

И я тоже скучала.

В ту ночь, когда Стюарт, как всегда, проснулся на рассвете, Джок возмутился:

– Ты не можешь заставить этого ребенка замолчать? – взревел он. – Как, по-твоему, мне целый день работать, не выспавшись?

– Ты мог бы поспать на диване в гостиной, – предложила я.

– У меня есть идея получше. Можешь сама убираться на диван. Более того, – добавил муж с прорвавшимся шотландским акцентом, как порой бывало, когда он злился, – ты, черт побери, можешь взять с собой и ребенка!

Я хотела возразить, но по опыту знала, что толку из этого не выйдет.

По крайней мере, я могла убегать в дом Джейн, чтобы отдохнуть от всего этого. Когда я шла туда на следующий день из нашей ужасной квартиры, подталкивая коляску со Стюартом вверх по холму, то невольно жалела, что не встретила такого мужчину, как Гэри. Тогда я не вышла бы замуж за Джока. Насколько же по-другому могла бы сложиться моя жизнь!

Одна из подруг моей матери недавно потеряла мужа из-за его преждевременной смерти от пьянства и теперь выглядела гораздо счастливее. «У нее новая жизнь», – мрачно сказала мама.

Как ни ужасно это признавать, но иногда я размышляла – может, я тоже стала бы счастливее, если бы что-нибудь случилось с Джоком…

Центральный уголовный суд, Лондон

– Поппи Пейдж, я хочу, чтобы вы вспомнили то время, когда являлись молодой студенткой театральной школы и состояли в отношениях с Мэтью Гордоном. Это правда, что он бросил вас ради другой студентки, известной тогда как Сандра Райт?

Женщина на трибуне заметно напрягается:

– Да.

– И правда ли также, что в то время вы были глубоко этим расстроены?

– Мне был всего двадцать один год, – запинаясь, произносит Поппи. – Мэтью был моей первой любовью. Так что да. Я была расстроена.

Каждый присяжный, кажется, сейчас внимательно следит за происходящим. Нет ничего, что суду нравилось бы больше, чем налет романтики. Это помогает высветлить наиболее темные аспекты. Или делает их еще более мрачными.

Обвинительница сверяется с каким-то документом. Судя по ее виду, в нем содержатся факты, имеющие жизненно важное значение. Это, конечно, может быть просто уловкой. Наверное, это такой юридический трюк – многозначительно размахивать листом бумаги (оппоненты ведь не знают, что там нет ничего серьезного). Допрашиваемый теряет самообладание, и это повышает вероятность того, что он скажет правду.

– До того как он разорвал с вами отношения, вас отобрали на престижную главную роль в студенческой постановке третьего курса вместе с Мэтью Гордоном, не так ли?

– Да, – тихо произносит Поппи Пейдж. Заметно, как присяжные недоумевают, какое это имеет отношение к делу. Прокурорская поверенная, судя по выражению ее лица и тону голоса, почти наслаждается всеобщим ожиданием.

– Верно ли то, что Сандра Райт, ваша дублерша, заменила вас в спектакле?

Поппи кивает.

– Пожалуйста, отвечайте вслух, миссис Пейдж.

– Да.

Это короткое слово будто вытаскивают из нее клещами.

– Может быть, вы объясните суду, почему это произошло?

Поппи Пейдж вцепляется в передний край трибуны.

– Накануне мне предстояла небольшая операция в больнице, и я там осталась, потому что возникли осложнения, – произносит она.

– Что за «небольшая операция»?

И тут что-то происходит. Несмотря на напряжение в зале, по лицам видно, что подобного никто не ожидал. Поппи Пейдж начинает плакать. Не просто роняет пару слезинок. А плачет так, словно выворачивается наизнанку. Несколько присяжных подаются вперед в своих креслах. Некоторые – с симпатией. Другие – с неприкрытым любопытством.

– Я делала аборт, – всхлипывает она.

Из публичной галереи раздается аханье. Молодая девушка встает и выбегает из зала, за ней следом – женщина постарше.