Я с тобой развожусь

- Хрен с ней, с этой Амандой, - отмахиваюсь, чувствуя то, чего так желаю. Как алкоголь начинает опьянять.     

Да, это слабость. Но сейчас мне нужно именно это ощущение. Я слишком устал. И слишком не боюсь быть бизнесменом, мать его, Григорьевым, перед которым готовы ложиться ковриком даже те, кто под это совсем не заточен.        

- Ладно, Ян. Давай по последней и по домам, - говорит Саша, и я киваю в ответ.         

В себя прихожу утром следующего дня. Лесков доставил меня до дома, и на том спасибо. Сам он обнаруживается лежащим на соседнем диване. Мы уснули в гостиной, куда и ввалились вчера в ночи вдвоем.            

Уже хорошо. Хоть какая-то ясность.            

- Сань! Саняяяя! - зову Лескова, на что он лишь отмахивается и, повернувшись на другой бок, начинает храпеть активнее.       

Понятно. Смысла в попытках добудиться Сашу нет никакого.        

Прохожу на кухню. Врубаю кофемашину. Нужно что-то крепкое, но не спиртное. Значит, американо.     

Верчу в руках телефон, желая позвонить Рите. Сказать, что не верю ей ни на грамм. Что знаю о своем отцовстве (пусть это далеко от реальности). О том, что люблю ее и хочу все исправить.       

Вместо этого просматриваю новостные строки, в которых вижу полный пиз*ец.         

«Бизнесмен Ян Григорьев узнает о беременности его жены на шоу. А совсем скоро его ждут новости! Любовница Яна Аманда тоже беременна! Что он станет делать с двумя детьми от разных женщин?»  

Смотрю в шоке на телефон. Хочется ржать и одновременно - разнести все таблоиды к чертям собачьим.     

Вместо этого просто выдаю, когда рядом со мной появляется заспанный Лесков:       

- Бл*дь!       

Часть 15. Марго

- Значит, ты беременна, - произносит Элеонора следующим утром, наливая мне в чашку любимый гречишный чай, который держит в доме только ради меня.                                                             

Вчера, после ухода Яна, мы почти не разговаривали. Я практически заперлась в своей комнате, чтобы наедине с темнотой, надежно скрывающей слезы, пережить очередное разочарование.   

Оставалось только гадать, зачем Ян вообще приходил. Да, он сказал, что ничего с этой женщиной у него не было. Слова, которые ровным счетом ничего не объясняли. Слова, рассчитанные лишь на мою слепую веру, которой больше не было.                

Этих скупых слов было слишком мало, чтобы хоть как-то сшить разверзшуюся в душе огромную рану. Она кровоточила, высасывая последние силы, и исцеления от этого, похоже, не существовало.

Если бы Ян хотя бы попытался пояснить, какого черта вообще происходило! Кто эта женщина? Почему они так тесно переплетались на фото, которые я получала? Откуда в его кармане кружевное белье? Вот вопросы, на которые я хотела получить ответы, а не сухие заверения, что ничего у него с ней не было и он во всем разберется!                                                                    

В конце концов, я хотела бы просто слышать, что он все еще любит меня. Даже если это ложь. Сердце, что ныло, не переставая, охотно поверило бы и этому. Наверное, я даже отчаянно хотела этой лжи. Несмотря на то, что сама инициировал наш развод.                                                

Безысходность - самое страшное чувство. И именно оно сейчас преобладало над всеми остальными эмоциями. Безысходность от того, что Ян и не пытался, казалось, ничего исправить. От того, что, вдобавок ко всему, сомневался во мне.                                       

Да, я тоже ему не верила. Но на моей стороне - чужое грязное белье с запахом пошлых духов и двусмысленные фотографии. На его - лишь беспочвенное обвинение в том, что ребенок может быть от кого-то другого. Ничем не обоснованное!     

Все это медленно убивало, рождая на месте разочарования какое-то новое чувство, жгучее и яростное. Оно ворочалось внутри, пытаясь сформироваться во что-то страшное. Во что-то, совсем мне несвойственное.    

- Подслушивать нехорошо, ба, - отвечаю Элеоноре, отогнав беспокойные мысли, мечущиеся по кругу.   

- Что ж, отрицать не буду, - спокойно говорит она. Сейчас, когда мы наедине, бабуля разговаривает, как взрослая женщина. Без этого молодежного сленга, рассчитанного на публику, и показного инфантилизма. Впрочем, ее страсть к омоложению при этом никуда не девается. В то время как я сижу перед ней в старой футболке и шортах, бабуля изящно рассекает по кухне в соблазнительном пеньюаре.          

В очередной раз подлив мне чаю, она устраивается напротив и подталкивает ко мне свой смартфон.      

- Да, я вчера подслушивала. Но с учетом того, что вы устроили на шоу, о твоей беременности сейчас знают все. И, кстати, не только об этом.             

Я смотрю на экран и от заголовка новости сердце пропускает удар. То новое чувство, что поселилось внутри, снова начинает ворочаться, наконец вырождаясь в нечто определенное.      

В жажду мести.                                                                                                                                                  

Я смотрю на фотографию женщины, чье лицо за последнее время стало знакомо мне не хуже моего собственного. Я разглядывала ее часами, пытаясь понять, что такого Ян нашел в ней, чего не было во мне.   

Да, она красивая блондинка. При ней абсолютно все - пухлые губы, большие глаза, пышная грудь. Все то, чего у меня нет и чего я не собиралась себе делать в погоне за модой.                                     

А при мне была лишь огромная любовь к мужу и готовность жить его жизнью. Чувство настолько сумасшедшее, что теперь оно обернулось такой же силы ненавистью. Уродливой и разъедающей.