Я - Русский офицер!

Деревня Осиновка Слюдянского района, была местом ссылки членов семей, осужденных по статье 58 УК РСФСР. Здесь вдали от цивилизации, работала фабрика по производству спецукупорки. Ящики для патронов, снарядов и оружия стали основными изделиями, производимыми сотнями и тысячами таких же небольших мастерских разбросанных по всей Сибири и Дальнему востоку.

Спрыгнув с кузова «полуторки», Краснов, переступая через колеи, направился в правление местной лесопильни. Высокий, стройный старший лейтенант в унтах и меховой летной куртке, выглядел так, словно сошел с картинки какого-то военного журнала. Пожилые женщины в валенках, фуфайках и пуховых платках выглядели одинаково серо. При виде столь статного офицера в новых погонах на плечах, они все как одна приветливо здоровались с незнакомцем, и долго провожали его взглядом вслед, глубоко вздыхая.

Войдя в фабричную контору, Валерка, как подобает военному, представился:

— Старший лейтенант Краснов, — сказал он, отдав честь. — Здесь, в ссылке, отбывает наказание моя мать, Краснова Светлана Владимировна. Я мог бы увидеть ее?

Сидящий в военной форме за столом безрукий майор привстал и, протянув правую руку, поздоровался с летчиком.

— Майор в отставке Манухов Семен Данилович. Начальник фабрики спецукупорки и спецкомендатуры ГУЛАГа, — сказал он.

Краснов подал санаторно-курортную карту, книжку военного летчика и сказал:

— У меня, товарищ майор, после ранения реабилитационный отпуск. Хотелось бы с матерью повидаться. Она сослана в вашу комендатуру еще в сороковом.

— Сейчас, сейчас, старлей, мы все организуем! Такие гости не каждый день бывают у нас, — сказал он, засуетившись, и тут же крикнул: — Валька, Валька, мать твою за ногу! Срочно ко мне Краснову с участка готовой продукции. Да, ничего не говори! Пусть для нее сюрприз будет! — проорал он секретарше, сидевшей в соседней комнате.

Девушка оделась и пулей выскочила на улицу. Краснов взглянул в окно и увидел, как она, семеня своими ножками в больших валенках, помчалась к одноэтажному зданию, стоящему невдалеке от конторы.

— Присаживайся, старлей! Присаживайся, дорогой мой друг, пока Светлана Владимировна в пути! — сказал майор, показывая на стул.

Он открыл несгораемый шкаф и достал початую бутылку мутного самогона и тарелку с огурцами. Из стола вытащил два стакана и поставил на стол перед Валеркой.

— Во! — показал он здоровой рукой на угощение. — Давай выпьем за победу и твое свидание с матерью! Хорошая женщина, скажу я тебе!

Майор налил мутной жидкости наполовину поставленных емкостей и, взяв граненый, легонько ударил им о другой стакан, как бы чокаясь.

— Давай, старлей, за нашу победу!

— За победу! — сказал Валерка и, выдохнув воздух полной грудью, залпом осушил стеклянную тару с мутной жидкостью.

Самогон, словно бальзам, прокатился по кишкам, оставляя во рту, привкус свежей сладковатой кедровой хвои. Настоянный на кедровых орехах, он мгновенно разлился по всем мышцам благодатным теплом.

— Вот это вещь! — сказал Валерка, закусывая напиток соленым огурчиком.

— А то! У нас самограй только так и варят! Сперва гонят, а потом целый год в темном месте настаивают на кедровых орехах. Не напиток, а животворящий, скажу тебе, бальзам! Все болезни от него уходят, как от живой воды! На фронт бы такое лекарство! Не одну тысячу раненых он бы поднял с того света! — стал философствовать майор.

— Да, майор, это я скажу настоящее целебное снадобье! Не то, что у фрицев дерьмо можжевеловое! Ни градуса, ни вкуса! Так выпить, да блевануть за углом, и не жалко будет!

— А ты что, Валера, немецкий шнапс пробовал!? — спросил начальник фабрики и местной спецкомендатуры НКВД.

— Пробовал когда-то, в плену! — сказал спокойно Валерка. — Фашисты меня угощали!

— Во! Так, ты, что и в плену уже побывал? — удивленно спросил майор. — Сбежал!?

— Побывал один месяц! Сбили меня майор в одном бою. Плюхнулся в болото, стал пробираться к своим. А тут полицай меня за жопу, да к фашистам! Так и попал в плен. Держали, суки, месяц, пока один их ас отпуск не отгуляет. А когда тот вернулся, меня с ним биться заставили, словно рыцаря на ристалище. Ставки на фрица делали 1:50! А я его, как щенка, завалил, не смотря на то, что у него было 117 побед. Он упал в наш тыл, а я приземлился на своем аэродроме. Меня наши уже было похоронили. А я тут, как тут, живой, здоровый, да еще и на своем самолете. Немцы же его перед турниром отремонтировали, покрасили. Думали, наверно, что меня так просто можно грохнуть, — рассказал Валерка историю своего пленения.

— Да, вижу, парень, досталось тебе! Худющий-то, какой! Давай, старлей, еще по полста! А я сам-то подчистую списан! Еще в сорок первом под Смоленском мне руку осколком мины, как ножом отрезало! Попал в госпиталь, а уже из госпиталя сюда, бабами командовать. У нас ведь в поселке одни бабы остались. Местные, да ссыльные, как твоя мать. Мужики то все на фронте! Есть еще пара стариков, так те с самим Александром Невским воевали — очень древние старики!