Финалом этой сцены стало появление в Палисандровой гостиной роскошно одетой женщины с породистым, но сильно постаревшим лицом. На голове у нее поверх сложной прически была бриллиантовая диадема. Все тут же встали, будто в задницу уколотые.
– Матушка! – Николай метнулся к матери целовать руку. Аликс обидчиво поджала губы.
Да, это была Мария Федоровна – вдовствующая императрица, жена Александра III. Познакомились. Я тоже приложился к ручке.
– Хорош, хорош… – Мария Федоровна одобрила мой экзотический внешний вид и тут же завела разговор про кроссворд. И эта туда же.
Головоломку разгадывала вся свита вдовствующей императрицы, и удалось заполнить только половину полей. Да, пожилым кроссворд дался тяжелее – молодые ум имели побыстрее. Но и им-то, старикам, кстати, моя придумка будет полезнее – тренировать память. Очень помогает не отхватить какой-нибудь Альцгеймер на старости лет.
Я помог Марии Федоровне заполнить недостающие поля, пояснил некоторые исторические моменты, которые ей были неизвестны.
– Вот уж не думал, Григорий, что ты так хорошо подкован в вопросах монархии. – Николай выглядел озадаченным. – Придумать такую шараду, да еще про русских царей.
– И цариц! – влезла в разговор Аликс.
– И цариц… – послушно согласился Никса.
– …Григорий Ефимович, вы вообще меня слушаете?! – от воспоминаний меня оторвал возбужденный Перцов. – Надо развивать успех, есть ли у вас еще какие задумки?
Я тяжело вздохнул. Можно было подогнать редактору судоку. Но я решил пока повременить. Было кое-что еще на уме.
– А вот ежели в газету делать вкладку. Другую маленькую газетку. Тематическую. Скажем, про лучше лавки и магазины Невского.
– Это как же?
– А вот так. Пошли репортеров на проспект. С фотографом. Пущай Адир снимает самые украшенные витрины. Хозяин выйдет полюбопытствовать – а репортер ему про будущий номер. Мол, хотим читателям рассказать про лучшие магазины Невского.
– Ага, ага… – в глазах редактора начало появляться понимание. – С хозяина можно взять денег за то…
– И много… – закончил я мысль Перцова. – А таких лавок по Невскому…
– Не счесть! А ведь можно сделать вкладку про ювелиров и про…
– Банки… Да про что угодно. И с каждых дельцов брать денег.
– Это же Эльдорадо! Григорий Ефимович, как вам только в голову такие идеи приходят? Неужель и правда внушением свыше?
– Им, им… – покивал я. – А вы, дурашки, матерьялисты, не верите, все богоборчеством грешите.
– Что же делать с деньгами? – редактор поспешил перевести разговор на менее скользкую тему. Выложил на стол передо мной пачку пятидесятирублевых купюр. Я забрал себе три тысячи, две подвинул к Перцову.
– Отблагодари репортеров, Адира, да себя не забудь. Честно, Петр Петрович?
– Более чем, Григорий Ефимович! От всей редакции благодарю!
Шестого января мы плавно въехали в Крещение Господне. Царь с семьей прибыл на службу в Исаакиевский собор, после причастия все толпой отправились к Неве.
Там против Зимнего дворца во льду вырубали Иордань, крестообразную полынью. Над ней сооружалась сень – храм вышиною около четырёх саженей, с куполами и крестами, украшенный вызолоченными изображениями ангелов и образами, обнесённый вокруг открытой галереей. В микрохраме тоже служили молебен, проводили водосвятие.
По галерее помещали знамёна гвардейских полков для окропления их святою водою. От Иорданского подъезда Зимнего дворца до иордани устраивали сходни и мостики, украшенные флагами и гирляндами. Вдоль них выстраивались шпалерами гвардейские части, по традиции – в зимней парадной форме, но без шинелей, солдаты без перчаток. Служивые мерзли, но терпели.
После того, как митрополит опускал крест в воду – давался 101 выстрел из пушек Петропавловской крепости. После водосвятия царь принимал Крещенский парад – мимо него проходили церемониальным маршем войска, присутствовавшие на Иордани.
Заканчивалась церемония окунанием, как без этого. Первым в воду по деревянной лесенке заходил Николай, великие князья, Столыпин. И дальше шли свитские по рангу.
Мне тоже предложили занырнуть, и я не отказался. Нельзя выпадать из образа. Его нужно холить и лелеять. Я скинул шубу, широко перекрестился.
– Простите, православные, коль чем обидел, – громко обратился я к толпе, что стояла за оцеплением.
– Бог простит, Гришенька, – отозвались дружно питерцы, многие тоже начали креститься.
В воду я не просто зашел, но нырнул с головой. Ледяная Нева сомкнулась сверху, я задержал дыхание. Было трудно, но удалось вцепиться в поручни, что уходили вниз, и до боли сжать пальцы. Минута, вторая… Эх, заработаю простатит с ревматизмом.
Я резко вынырнул, крикнул: «Господи, спаси!»
Толпа ахнула, меня подхватили под руки, вытащили из проруби. Сверкнули магниевые вспышки репортеров, кто-то накинул шубу.
– Пророчество!
– Сейчас будет вещать!
Народ заволновался, надавил на оцепление. Свита тоже подтянулась ближе, я увидел, как из ледяной церкви вышел Столыпин, внимательно на меня посмотрел.
Что же делать? Меня охватила легкая паника.