Я – Распутин

Мсье Симон Вильнев ухитрялся одновременно есть, наливать, размахивать руками, опрокидывать рюмки и говорить без умолку. Илья с Николаем смотрели на него с оторопью, чем дальше, тем большей, а вот Стольников, похоже, уже все для себя решил.

Сверкая напомаженным пробором, француз дирижировал вилкой с наколотым куском лососины и говорил, шевеля завитыми усиками и таращась черными глазами навыкате. Небольшое пузцо изобличало в нем любителя вкусно поесть и выпить.

– Во Франции сорок миллионов человек, из них треть дети. При том что последний поденщик зарабатывает не менее восьмидесяти франков в месяц, а цену на игру мы установим в пять франков, будет продано примерно четыре миллиона копий, что принесет двадцать миллионов франков. За вычетом расходов ваша доля составит около пяти миллионов.

Золотые миражи и небо в алмазах вставали перед зачарованными земляками, только протяни руку. Но не пустую – по расчетам мсье Симона требовалось для начала вложить примерно десять тысяч франков. Но что такое десять тысяч при грядущих выгодах в миллионы?

Илья оторвался от говорливого француза и перевел вопросительный взгляд на меня.

– Складно баешь, Сеня. Куда тебе деньги-то переводить?

– О, куда угодно! – воодушевился Вильнев. – Креди Лионне, Банк де Пари, Креди Сюисс.

Он наклонился ко мне и доверительно продолжил:

– Если есть трудности с переводом, я готов принять и наличные.

Ну еще бы. Экое благодеяние, налик принять. Даже авторы нигерийских писем до такого не опускались, так, перевод на билеты для «банкира»…

– Аккредитив. На десять тысяч франков. Открытие после продажи первых пяти тысяч игр.

Вильнев как раз сбрызгивал лимоном стерлядку, и его перекосило так, будто он этот самый лимон и съел вместо рыбки.

– Но стартовый капитал!

– Кредит под аккредитив возьмешь.

– Это невозможно!

– Почему же? – прищурился я на жулика. – Банки не дадут, знают, с кем дело имеют?

– Это оскорбительно! – он хлопнул салфеткой по столу, вскочил и кинулся к выходу, семеня ногами в полосатых брючках.

– Гриша, чего это ты его так? – удивленно спросил Николай. – Заработали бы. Миллионы…

– Ага, вот как только, так сразу, – иронически вступил капитан. – Навидался я таких, на грош пятаков купить хотят. Турусы на колесах разводят, райские условия обещают, а как только денежку отдашь – фьють! И поминай, как звали.

– Точно. Мелкий жучок, ему не игры наши нужны, а денег с нас срубить. Но мысль правильная – за границами заработки выше, больше народу игру купит. Так что надо думать, как бы нам ее в Европу продать.

– Партнера надежного искать надо, – поддержал Стольников, – самим не вытянуть. Мы же там никто и ничего не знаем.

– Для начала стряпчий нужен. Свой, чтобы не вилял. Где взять – думайте все.

– А у Дрюни спросить.

– Он-то каким боком?

– Так студент. Они там все знаются, вдруг кого с юридического вспомнит.

– Не, студент не пойдет, – протянул я.

Но идея правильная, найти какого-нибудь голоштанного выпускника и дать ему шанс. Или еще лучше – найти его в тюрьме, наверняка ведь не один такой «за революцию» сидит. Вытащить, к делу приставить, а будет косячить – так и обратно отправить недолго. Вот и дело к Лауницу, как раз по его полицейской части.

Глава 14

Адрес, несомненно, легендарный – Гороховая улица, дом два. И место неслабое, угол Адмиралтейского проспекта, как раз напротив той башни со шпилем, где наверху вертится кораблик, символ города. Хорошо градоначальники устроились – домину им Кваренги построил, памятник архитектуры. Тут же и жандармское управление, тут же и внутренняя тюрьма. Настолько все удобно, что после Октябрьской революции сюда въехали чекисты, нас даже водили в мемориальный кабинет Дзержинского. Правда, он тут недолго сидел, в Москву переехал. А вот ПетроЧК тут была до середины тридцатых. Богатая история у дома, что и говорить.

Вот туда я и доехал, расплатился со знакомым извозчиком – просек, выжига, что я часто туда-сюда летаю, и дежурил возле общинного дома постоянно.

Я вылез, расправил плечи, перекрестился на здание. Вернее, на домовую церковь Николая Чудотворца на углу четвертого этажа, о наличии которой свидетельствовал небольшой фронтончик с крестом над крышей.

И пошел внутрь. На входе молодой совсем полицейский, видать, только в армии отслужил, хотел меня стопорнуть, да откуда-то вывернулся чин постарше, мгновенно опознал и прям под ручки по лестнице в обрамлении мраморной балюстрады довел до приемной градоначальника.

– Доложи, милай, Григорий Распутин к Владимиру Федоровичу, – рассупонил я шубу, ища взглядом, куда бы ее пристроить.

– Его превосходительство не принимает, – сухо начал было клерк, но приведший меня чин склонился и шепнул ему на ухо пару слов.

Брови секретаря дернулись вверх, он встал и, обозначив поклон, ужом скользнул в еле-еле приоткрытую дверь кабинета.

– Как звать? – обратился я к приведшему.

– Помощник участкового пристава Евстолий Григорьев, – браво отрапортовал тот.

– Ступай, не забуду.

Один вышел, другой вошел – секретарь уже куда почтительнее поклонился и с извинениями попросил подождать, даже чаю предложил.