Я – Распутин. Сожженные мосты

– Все работает! – Крылов был счастлив, улыбался. – Теперь можно и «Кайман» дорабатывать.

* * *

Вся первая думская троица вернулась из Царского Села в минорном настроении. Николай был не в духе – повторилась февральская история, когда самодержец изволил накричать на депутатов и по новому кругу отказаться от любых форм конституционной монархии. Головин-то уже был привычный, а вот на Булгакове и Вернадском лица не было.

Сели вчетвером у меня в кабинете, начали думать, что делать.

Головин хотел подавать в отставку – он просто не видел смысла в своей должности. Да и в деятельности всей Думы тоже. Еле уговорил погодить.

– На встрече был Владимир Александрович… – Сергей Николаевич внимательно на меня посмотрел.

Ожил великий князь. Я-то думал, он должен еще валяться в постели. Теперь понятно, откуда ветер дует.

– Кажется, у него к вам, Григорий Ефимович, большие счеты. Берегитесь!

Обложили. Как есть обложили. То-то я гадал: что это октябристы такие наглые стали. Вести переговоры с черносотенцами в обход наших договоренностей… Это они сигнал из дворца получили!

Владимир Александрович теперь на меня огромный зуб имеет – его иначе как «дырявой жопой» в обществе и не зовут. Все надежды вернуться обратно главой гвардии – похерены. А еще Феофан и Антоний. Плюс Герарди. Этот самый опасный. С него станется и заговор против меня устроить. Наркотики с ядами благодаря моему разговору со Столыпиным открыто продавать запретили. Но Герарди легко найдет, где достать. А испечь пирожные…

– Григорий Ефимович, я тут кофе из ресторана на Шпалерной заказала – в кабинет, постучав, заглянула Танеева. – И еще для ваших гостей пирожных!

Я выпучил глаза, «думская троица» заулыбалась, глядя на покрасневшую Анечку.

– Пирожные?!

– Да, кремовые.

– Какая у вас секретарша… – шепнул мне на ухо Вернадский. – Особенная! Неужто решили первую фрейлину переманить к нам?

А я все пытался перевести дух. Пирожные она заказала…

После того, как кофий был выпит (к кремовому десерту я даже не прикоснулся – отговорился постом) и думские ушли, я позвал в кабинет боевиков.

– Дело дрянь, – честно признался я односельчанам.

Дрюня остался в Сызрани – помогать Елене, нашего «городового», Евстолия Григорьева, мы никогда к тайным делам и не привлекали – он сторожил Юсуповский дворец.

– Почто так? – шурин щелкал орехами, скидывая шелуху себе в карман. Молчаливый Аронов сел за стол, достал нож и правило, стал принялся точить клинок.

Коротко, не вдаваясь в подробности, я рассказал боевикам подноготную дворцовых и околодворцовых интриг.

– Можно ентого Герарди – ножом по горлу… – Николай кивнул на нож Ильи. – И в канал. Я тута в магазине братьев Филипповых видел новую гирю. Привяжем к ногам – даже не всплывет.

– Не… паскудное то дело… – покачал головой Аронов. – Надо в Европу уезжать. Денег у нас полно, а Григорий Ефимович так и вовсе миллионщик. Проживем. Дадим нашим чинушам деньги – выпишем к себе семьи.

– Не уживешься ты в Европах, – вздохнул я.

– Это почему же?

– Война там вскоре будет. Большая.

– Вона как… – протянул здоровяк.

– Дело в царе? Так? – Распопов начал быстро ходить по кабинету, зачем-то выглянул в приемной. Там было пусто – Аня ушла выбивать нам самовар.

– В царе, царице, великих князьях… – Я встал, уперся лбом в оконное стекло. – Висят гирями на ногах, почище той, что ты видел у братьев Филипповых.

– А что надо-то? Ну висят и пущай. У них своя жизнь, у нас своя.

– Надо, чтобы Николай не мешал стране. Не тянул ее назад. Короче, надо, чтобы он отрекся.

Односельчане открыли рты.

– Вот прямо так за здорово живешь, отказался от престола… – первым очнулся шурин. – Жди!

– Не полностью. Царем пусть остается. Но вся власть у правительства и Думы. Конституционная монархия, понимаешь?

Судя по глазам тобольцев, понимали с трудом.

– Кто же так откажется от власти? – пожал плечами Аронов. – Нету таких. Пьянит власть почище вина.

– Были цари, что отреклись. И даже потом хорошо жили… – У меня в голове что-то забрезжило. – А уж как страны их расцветали…

– Ты дело говори… – Распопов успокоился, уселся рядом с Ильей. – Что делать то будем?

Я помолчал, пытливо глядя в лицо односельчан. Потом тихо произнес:

– Мы похитим царевича Алексея. И потребуем подписать у царя Конституцию.