Мужик начал, запинаясь, повторять.
— Одному, низводимому во ад через тяготу хуления. А другому — к облегчению грехов и к познанию богословия. Христе Боже, слава Тебе!
Я перекрестил разбойника свободной рукой, прошептал:
— Вставай на колени.
Тот помявшись, бухнулся в снег. По своей инициативе перекрестился.
— Иди, брат, и не греши более.
Я отпустил Браунинг, он незаметно скользнул по руке в рукав. Не оглядываясь, быстро пошел по переулку, зная, что шпики все слышали и видели и сейчас догоняют меня. Резко завернув за угол, я отскочил за дровяной сарай у мусорной кучи. Успел даже хлопнуть по плечу шурина, что стоял, курил папироску в компании Дрюни и Аронова.
Филеры вылетели следом и тут же натолкнулись на мою боевую команду.
— А шо эта у нас тут за фраера, шастают — сразу начал напирать Николай — Давай, выворачивай карманы, сымай клифты!
Один из шпиков полез за пазуху, видимо за пистолетом, Распопов просто, без затей ткнул ему папиросой в глаз. Раздался жуткий вопль. Илья взмахнул кистенем, обрушил его на голову второго филера.
Дрюня, дернул первого агента на себя, подставил подножку. Повалил в снег, начал обыскивать. Нашел револьвер, полицейский жетон.
— Легавые! Тикаем, ребя!
Вся троица заспешила прочь, а я перевел дух. Чисто сработали. Но надо дождаться развязки.
Раздался свисток, в переулок, со стволом наперевес вбежал третий филер. Увидев кровавое побоище, заматерился, начал поднимать коллегу с разбитой головой. Тот шатался, потом все таки встал и его тут же вырвало на пальто главного.
Наконец, все пострадавшие утвердились на ногах, покачиваясь и цепляясь за третьего пошли прочь.
Проинспектировать общину явился лично Феофан. Причем сделал это по-тихому, никого не ставя в известность. Мои боевики отсыпались после вчерашнего дела, капитан уехал к нотариусу — архимандрит прошел на территорию нашей базы никем не остановленный. Общинники даже к нему подходили получить благословение. Все это я увидел в окно третьего этажа и сделал себе зарубку в памяти — ввести на базе пропускной режим.
Шлюз с двумя дверями, вооруженные охранники. А то ведь даже кобели-предатели полаяв для галочки, ушли к себе в конуру. Все это может плохо кончится.
— Григорий! Поздорову ли? — Феофан успевал все. И быстро оглядеть Ольгу за секретарским столом в приемной, и перекреститься на красный угол и облобызаться со мной.
— Все ладно, отче. Проходи, покажу как устроились.
— А я уже посмотрел краем глаза. Молодец, заботишься о людишках то… мануфактуру налаживаешь, народ у тебя в крепкой вере. Про партию твою тоже слыхал. Небесная Россия? Звонко, православно!
Нет, ты посмотри, каков пройдоха. Обо всем знает, про все слышал…
Мы устроились в кабинете за столом для переговоров, Манька притащила чашки, самовар. Лохтина с улыбкой занесла пряники и малиновое варенье в вазочке.
— Чаек то у тебя, Кяхтинский, душистый — похвалил архимандрит.
— Двенадцать рублев за фунт — покивал я — Много людишек то заходит почаевничать, да излить душу. Как их не угостить?
— Видел, видел. Опять толпа собирается возле твоего нового дома. И как прознали только?
— Неведомо. Больных много ходит — я тяжело вздохнул, как бы эпидемию какую не занесли — Исцеления просят.
— И что же ты? Помогаешь?
— Мало кому. Исцеляю не я — Бог. И только по святой молитве. А нынче мало людей крепких в вере. На словах то все во Христе, а начинаешь расспрашивать…
— Да, один грех вокруг, да упадок нравов — Феофан помолчал, посмаковал чай. Явно что-то собирается мне сказать важное.
— Не думай, Григорий, что мы не ценим твоих заслуг. Его Величество стал более ревностный в нашей вере, ходит к каждому причастию, хочет соблюдать весь рождественский пост. Ее Величество тоже радует православный клир, исповедуется духовнику, отвергла от себя всякий богомерзкий оккультизм…
Тут я поставил себе плюсик в карму. Аура тоже резко засияла.
— В благодарность за твои труды — держи — архимандрит протянул мне какой-то документы. Я развернул книжицу — это оказался выездной паспорт. Причем уже сразу на мою новую фамилию.
— Теперь ты можешь исполнить свою мечту и совершить паломничество по святым местам Иерусалима. На Александровское подворье я отпишу — тебя там будут ждать.
Ясно. Не мытьем, так катаньем меня решили удалить от двора. Как там писал Филатов?
Какие молодцы! С выдумкой работают.
— То большая честь для меня и радость! — я встал, убрал паспорт в ящик стола, пригодится.
Сел обратно, стал дуть чай. А Феофан так зыркает, мол, ну что, когда свалишь то? А я хрущу баранками и в ус не дую.
Терпение у архимандрита быстро закончилось:
— Ежели выедешь прямо завтра, на Крещение будешь в Святом городе.
— Надо бы поперву помолиться. В таком большом деле без благословения Божьего никак нельзя.
— Даю тебе благословение — Феофан аж заерзал — Митрополит тоже.
— Сие весьма отрадно — покивал я — Только вот оскудел я, все деньги в общину вложил. На что ехать то?