Я Распутин

Парень уронил мел:

— Взрослых??

— Ты же отходил год в Политехнический? Вот и вспомнишь азы. Ничего сложного не надо. Чтение, математика, чистописание…

Поболтав с Дрюней, я вышел во двор. Тут кипела работа. Бабы собирались на Обводной стираться, мужики кололи дрова, красили забор, даже кобели были кем-то заботливо вычесаны.

— Отец родной! — ко мне подошла семейная пара. Жена вся такая опрятная, лучащаяся улыбкой. Муж сгорбленный крепыш. Под сорок лет оба — Не ладно, что Красного угла то нет в доме.

Бывший хозяин и правда, забрал все иконы.

— Схожу в соседний храм, попрошу батюшку — покивал я.

— Вот, глянь, Григорий Ефимович — крепыш снял короб со спины, достал оттуда древнюю, почти черную икону. Богоматерь держала на руках младенца Христа. Смотрела на него грустно-грустно!

— Откуда сие?

— Отец отдал в руки, умирая. Список с Иверской иконы. Древний.

— Вижу, что древний — я посмотрел внимательно на пару — А детки-то ваши где?

— Так умерли в голод то — улыбнулась женщина — Все трое. А я с той поры неплодна.

— Что же тут радостного? — удивился я.

— Детки наши нынче у престола Господнего. Отмаливают наши грехи. На душе хорошо!

Да… просто тут относятся к детской смертности. Дай бог один из трех доживает до подросткового возраста.

Семейная пара оказалась из Поволжья. Мужа звали Федотом. Жену Авдотьей. Голод, говорят, страшный был, да не в одной губернии, ели лебеду, крапиву… «Житья никакого не стало» — заключил Федот — «Снялись и пошли по белому свету, так и ходим, почитай, пятнадцать лет без малого». Пятнадцать лет! Это их, значит, в великий голод 1891-93 годов зацепило, помню, изучали на факультете. Катастрофа была настоящая, впервые дело до иностранной помощи дошло.

— Вот что… В Красный угол я иконы найду. А эту — я посмотрел на Богоматерь — Повесьте на стену дома, что глядит на улицу, над входом. Пущай плотник сделает доминку малую под икону, да место для лампадки.

— Так даже лучше — покивал Федот — Идет человек по улице и видит, что тута люди Божьи живут.

* * *

Оставил личный состав обживаться под надзором капитана с боцманом, а сам к портному, примерка же. Тот встретил радостный и назвал по имени. Вот те раз, я же ему не представлялся? Оказалось, вчера, следом за мной, пришли двое, спросили, тут ли Григорий Ефимович обшивается, портной по имени не знал, но ему описали внешность. Как убедились — заказали себе по костюму.

Вот тут я удивился. Если без заказа, то понятно, шпики, скорее всего, дворцовой полиции. А коли денег потратили… Это что же, у меня тайные поклонники есть?

А портной вился вокруг меня, подкалывал сметанный на живую нитку крой булавками и закидывал вопросами. А какой рукав, а какой длинны, а насколько высокий воротничок… А я знаю???

— Ты портной, ты и думай. Я те нарисовал что хотел.

— Тогда последний вопрос — застежку какую делать? Крючки, пуговицы плоские, пуговицы шариком?

Может эти, как их, со смешным названием, клеванты, во! Не, слишком на китайскую куртку похоже получается. У Нео пуговицы мелкие, за них крест цеплять будет…

— Делай на крючках.

— На одних крючках не получится, расстегиваться будет.

— Значит, подогни крючки-то, чтобы петелька не соскакивала.

Пора, пора изобретать молнию и что там еще — скрепку, кнопку и промежуточный патрон с командирской башенкой. Ладно, шутки в сторону, нужен крест. Большой, серебряный, на цепи. Надо напрячься и вспомнить занятия по истории религии, нам вроде рассказывали. Называется он наперсным, носят его иереи… стоп, а не сожрут ли меня феофаны-антонии, если я крест не по чину сделаю? Может, не серебро? Точно, резной, дубовый! И красиво и без гордыни.

— Завтра пополудни все будет готово.

— Оба?

— Нет-с, оба никак не успеть, первый покамест.

Хм, а если за мной к нему клиенты потянутся, то он раскрутится, и неслабо.

— Ты вот что, бери подмастерья.

— Пока никак невозможно, — замялся портной.

— Бери-бери, не прогадаешь, обещаю. Будут еще заказы. И вот, запиши нумер.

— Телефон? — удивился мастер.

— Он самый. И адрес також — дом Стольникова, бывший Василия Козлова, где винная лавка была. Чую, много туда придется одежки носить.

Не могу сказать, что он прямо вот так поверил, но огонек надежды в глазах загорелся.

* * *

Вернулся на Обводный… вот это муравейник! Акинфич уже пригнал подводы со складов и мужики таскали в дом имущество, не отставали и бабы. И все веселые такие, видно, до этой минуты сомневались. И то — привел в пустой дом, живите, люди добрые, наслаждайтесь. А сейчас вон, кровати тащат, дрова разгружают, шепелявая гонит занавески шить, все при деле. Такими темпами день-два и обживут дом.