Я раб у собственной свободы… (сборник)

Когда тонет родина в крови,

когда стынут стоны на устах,

те, кто распинался ей в любви,

не спешат повиснуть на крестах.

* * *

Мораль – это не цепи, а игра,

где выбор – обязательней всего;

основа полноценности добра —

в свободе совершения его.

* * *

Мне жалко тех, кто, кровью обливаясь,

провел весь век в тоске чистосердечной,

звезду шестиконечную пытаясь

хоть как-то совместить с пятиконечной.

* * *

Даже пьесы на краю,

даже несколько за краем

мы играем роль свою

даже тем, что не играем.

* * *

Диспуты, дискуссии, дебаты

зря об этом длятся сотни лет,

ибо виноватых в мире нет,

потому что все мы виноваты.

* * *

Безгрешность в чистом виде – шелуха,

от жизненного смысла холостая,

ведь нравственность, не знавшая греха, —

всего лишь неудачливость простая.

* * *

Нет! Совесть никогда и никому

смертельной не была, кто угрызался;

Иуда удавился потому,

что сребреник фальшивым оказался.

* * *

Свобода – это право выбирать,

с душою лишь советуясь о плате,

что нам любить, за что нам умирать,

на что свою свечу нещадно тратить.

* * *

Если не во всем, то уж во многом

(не были, не знали, не видали)

мы бы оправдались перед Богом;

жалко, что Он спросит нас едва ли.

* * *

Сколько эмигрантов ночью синей

спорят, и до света свет не тухнет;

как они тоскуют по России,

сидя на своих московских кухнях!

* * *

Сижу в гостях. Играю в этикет.

И думаю: забавная пора,

дворянской чести – выветрился след,

а барынь объявилось – до хера.

* * *

Возможность лестью в душу влезть

никак нельзя назвать растлением,

мы бескорыстно ценим лесть

за совпаденье с нашим мнением.

* * *

Хотя мы живем разнолико,

но все одинаково, то есть

сторонимся шума и крика,

боясь разбудить свою совесть.

* * *

О тех, кто принял муки на кресте,

эпоха мемуарами богата,

и книга о любом таком Христе

имеет предисловие Пилата.

* * *

В силу Божьего повеления,

чтобы мир изменялся в муках,

совесть каждого поколения

пробуждается лишь во внуках.

* * *

В воздухе житейского пространства —

света непрерывная игра:

мир темней от каждого засранства

и светлей от каждого добра.

* * *

Остыв от жара собственных страстей,

ослепнув от нагара низкой копоти,

преступно мы стремимся влить в детей

наш холод, настоявшийся на опыте.

* * *

Рождаясь только в юных, он меж ними

скитается, скрываем и любим;

в России дух свободы анонимен

и только потому неистребим.

* * *

Те, кто на жизнь в своей стране

взглянул со стороны,

живут отныне в стороне

от жизни их страны.

* * *

О мужестве и мудрости молчания

читаю я всегда с душевной дрожью,

сполна деля и горечь, и отчаянье

всех тех, кто утешался этой ложью.

* * *

Забавен русской жизни колорит,

сложившийся за несколько веков:

с Россией ее совесть говорит

посредством иностранных языков.

* * *

Пылко имитируя наивность,

но не ослабляя хватки прыткой,

ты похож на девичью невинность,

наскоро прихваченную ниткой.

* * *

Свихнулась природа у нас в зоосаде

от липкого глаза лихих сторожей,

и стали расти безопасности ради

колючки вовнутрь у наших ежей.

* * *

У зрелых развалин и дряхлых юнцов —

такое к покою стремление,

как будто свалилась усталость отцов

на рыхлых детей поколение.

* * *

Душа российская немая

всемирным брезгует общением,

чужой язык воспринимая

со словарем и отвращением.

* * *

Блажен тот муж, кто не случайно,

а в долгой умственной тщете

проникнет в душ российских тайну

и ахнет в этой пустоте.

* * *

И спросит Бог: никем не ставший,

зачем ты жил? Что смех твой значит?

– Я утешал рабов уставших, —

отвечу я. И Бог заплачет.

Господь лихую шутку учинил, когда сюжет еврея сочинил

* * *

Везде, где, не зная смущения,

историю шьют и кроят,

евреи – козлы отпущения,

которых к тому же доят.

* * *

И сер наш русский Цицерон,

и вездесущ, как мышь,

а мыслит ясно: «Цыц, Арон!»

и «Рабинович, кыш!».

* * *

Евреи собирают документы,

чтоб лакомиться южным пирогом;

одни только теперь интеллигенты

останутся нам внутренним врагом.

* * *

Везде, где есть цивилизация

и свет звезды планету греет,

есть обязательная нация

для роли тамошних евреев.

* * *

Туманно глядя вслед спешащим

осенним клиньям журавлей,

себя заблудшим и пропащим

сегодня чувствует еврей.

* * *

Льется листва, подбивая на пьянство;

скоро снегами задуют метели;

смутные слухи слоятся в пространство;

поздняя осень; жиды улетели.

* * *

В любом вертепе, где злодей

злоумышляет зло злодейства,

есть непременно иудей

или финансы иудейства.

* * *

Евреи клевещут и хают,

разводят дурманы и блажь,

евреи наш воздух вдыхают,

а вон выдыхают – не наш.

* * *

Во тьме зловонной, но тепличной,

мы спим и слюним удила,

и лишь жидам небезразличны

глухие русские дела.

* * *

В года, когда юмор хиреет,

скисая под гласным надзором,

застольные шутки евреев

становятся местным фольклором.

* * *

Везде, где слышен хруст рублей

и тонко звякает копейка,

невдалеке сидит еврей

или, по крайности, еврейка.

* * *

Нет ни в чем России проку,

странный рок на ней лежит:

Петр пробил окно в Европу,

а в него сигает жид.

* * *

Царь-колокол безгласен, поломатый,

Царь-пушка не стреляет, мать ети;

и ясно, что евреи виноваты,

осталось только летопись найти.

* * *

Любой большой писатель русский

жалел сирот, больных и вдов,

слегка стыдясь, что это чувство

не исключает и жидов.

* * *

Евреи продолжают разъезжаться