Я проснулась в Риме

– Ну вы, конечно, знаете, та маска, как будто содранная человеческая кожа – это его автопортрет.

– Какая боль в лице…

– Это его состояние. Роспись ему далась нелегко. Он прожил длинную жизнь, восемьдесят восемь лет. Невероятно плодовитый художник и скульптор, и все же самая его известная работа, конечно же, фрески Сикстинской капеллы. Более десяти лет жизни. Расписывал капеллу практически в одиночку. То есть сначала подмастерья у него были, но потом он всех выгнал. У него была своя концепция. И он всеми был недоволен.

– Расписать одному такой объем?!

– Только потолок тысяча сто пятнадцать квадратных метров. Он придумал специальные леса. И все равно работал, задрав голову. Естественно, после этой работы повредил спину, упало зрение. Эта роспись появилась благодаря папе Юлию Второму. Именно он уговорил Микеланджело. Папа почувствовал, что великому скульптору это подвластно. Сам Микеланджело был не уверен, а папа не сомневался. И получился шедевр. Конечно, это шедевр. Четыре года ушло на роспись свода потолка капеллы. И через двадцать четыре года начнется работа над Страшным судом. Папа Павел Третий предложил Микеланджело расписать алтарную стену в двести квадратных метров. Микеланджело уже за шестьдесят, и работает он пять лет. О! Как ему было непросто. Никто его не понимал. Что это за Иисус? Где борода? Что это за тело культуриста? Но главное! Все обнажены. Абсурд. Скандал! Ты, наверное, сегодня впервые видишь этот вариант.

– Да! Все фигуры были прикрыты.

– Это сделал ученик Микеланджело. Сам мастер не захотел идти на поводу церкви и дорисовывать одежды на святых. И вот последняя реставрация практически вернула фигурам первоначальный замысел великого художника.

Марко был под грандиозным впечатлением и очень был благодарен своим друзьям. Как это здорово – погрузиться в мир искусства. И Сильвана ему нравилась. Она не раздражала, как многие экскурсоводы, а только направляла его мысли, давала вектор и маленькие маршрутные точки, а дальше уже работала собственная фантазия, воспоминания из детства. Это был чудесный поход.

= 37 =

Семья Томмазо уже ждала их дома в полном составе. Синьор Карбоне был несказанно рад видеть Марко.

– Ну что, приятель, сегодня кормлю тебя я! Меню, естественно, римское. Составлял специально к сегодняшнему дню и продукты закупать ездил лично. Помнишь?

– Потрясающе, маэстро Анджело, как не помнить? Неужели на площади? У Антонио?

– Нет, уже нет. Но бычьи хвосты там лучшие в городе, как и прежде.

– А как же «паста помодоро»?

– Само собой! Я не забыл о том, что для тебя это в первую очередь.

Ночевал Марко в тот день у Сильваны. Она предложила сама. Причем, как он понимал, это совершенно ни о чем не говорило и ничего не значило.

Мужчина не мог сказать, что влюбился, но она его зацепила. И уже через неделю он пригласил ее в оперу. Давали «Трубадура» Верди. Одна из его любимых опер. Тенору там было где разгуляться. И ему приятно было видеть восхищение Сильваны.

На обратном пути он не сдержался и спел ей то, что к душе – «Celestia Aidа», и опять из Верди. Они тогда решили пройтись пешком. Рим ночью особенно прекрасен. Спадает изнуряющая жара, нет толп туристов, не слышен визг тормозов. Марко сначала напевал вполголоса, но под конец остановился и последние ноты уже пропел в полную силу.

– Браво! – Сильвана говорила это искренне. – А Трубадур? Ты и из Трубадура поешь?

– Ну, если ты не устала. «Аh si ben mio».

Марко льстило, он увидел не просто заинтересованность в глазах девушки, а искреннее восхищение. Да, музыка – это важно. И важно, чтобы совпало. Чтобы совпал музыкальный вкус, пристрастия, в конце концов, темпоримт. Это почти как кухня.

Через неделю он должен был возвращаться на работу в Болонью. И так потекла неделя за неделей. Марко приезжал в Рим на выходные, Сильвана иногда вырывалась среди недели. Она была ему приятна. Что Сильвана испытывала к Марко, он не знал, но как-то его это не очень и волновало. Им было хорошо вместе. Ему нравилось ее кормить. Приехав в Болонью, днем Сильвана обычно гуляла по городу или заходила в местные музеи, а ужинала обязательно у него. Она ела медленно, с толком, ей не просто было вкусно, она понимала разницу между блюдом, которое она ела на прошлой неделе и на этой.

– Орегано? И белый перец?

– Орегано – да. А белый перец – это идея.

Ему казалось, что она вообще никогда не ест. Только дегустирует. Она так и относилась к жизни. Она все пробовала и оценивала.

– У тебя свой подход к жизни, дорогая.

– Ищу совершенство.

Он был тоже ступенькой, ступенькой к познанию мира.

Когда Марко это понял, он не очень и расстроился. Они уже два года были вместе. Он не знал, чем Сильвана занимается, когда его нет рядом, но и она никогда не спрашивала, что он делает в ее отсутствие, с кем проводит время. Если он делился впечатлениями, она с удовольствием слушала.

Когда речь заходила про вечеринку или поход в театр, Сильвана интересовалась, что ели, из какого региона было вино, или если про театр, то кто пел, и никогда – с кем ходил. Che stranno (как странно).