Я прошел две войны!

Удивительно, но Трегуб промолчал. Только беспокойно ворочался наш бывший замполит Раскин. Он неплохо разбирался в оружии и знал, что немецкий фугасный огнемет способен за считаные секунды обрушить на нас двадцать литров горящей смеси, которая плавит металл. А если огнеметов будет несколько? Страшно представить, как мы будем гореть живьем.

– Не осталось у фрицев таких огнеметов, – пробормотал он. – Ерунда все это.

Я посмотрел на часы. Мне их оставили, когда забирали документы, награды и снимали капитанские «шпалы» с петлиц. Оставили только нашивки о ранениях и вот эти часы. Время приближалось к двенадцати, а казалось, прошел целый день.

– Если не дождемся ответа, то минут через двадцать продолжим атаку, – сказал я, обращаясь к Федору Ютову и Валентину Дейнеке.

– Может, рывком? – предложил мой старый товарищ Валентин Дейнека. – К «Дегтяреву» два диска имеются, и еще пяток хороших стрелков откроют огонь. А мы кинемся прямиком.

– Вряд ли получится. Вон бронеколпак, а там МГ-42. Его не заткнешь.

– Бронебойное ружье есть.

– К нему всего семь патронов. Да и «Дегтярев» не выход из положения. У фрицев оптика, сметут они его вместе с расчетом. Хорошей поддержки для рывка не получится. А перебежками и ползком, если не телиться, мы за десяток минут к траншеям метров на тридцать приблизимся. Гранат хоть и мало осталось, но оглушить фрицев хватит, а там только вперед в штыковую.

– Пожалуй, – согласился Ютов. – Самарай, следи за своими, чтобы никто в нору не забился.

– За собой последи, – огрызнулся долговязый уголовник. – Мои не побегут. Кто струсит, лично пристрелю.

– Крутой пахан…

Весь этот разговор шел без участия лейтенанта Трегуба. Взводный не выдержал:

– Старший здесь я.

– Никто и не спорит, – засмеялся Самарай. – Без старшего никак нельзя. И что решили, гражданин лейтенант, с какого боку нас подгонять будете? Или сами взвод поведете в атаку?

– Поведу, – запальчиво отозвался Трегуб.

– Страшно под пулями бежать. Хорошо, если один из трех уцелеет, а может, и все здесь поляжем… геройски!

Последнюю фразу произнес ближайший подручный Самарая, уголовник Шмон. Срок у него был лет десять, не меньше. Его заменили на три месяца штрафной роты. Неподъемный срок для штрафника. Если не получит ранения, которое автоматически освобождает его, то прожить эти три месяца мало кому удается. Кажется, Серега Шмон хлебнул рома или спирта из трофейной фляжки и теперь рвется в бой. Тоже не выдерживают нервы.

Из бронеколпака заработал МГ-42, затем ударили два-три легких миномета. Мины одна за другой набирали высоту и взрывались вокруг нас. Тяжело ранило бойца, и его спешно перевязывали.

– Началось, – смахивая снег с винтовки, сказал Федор Ютов. – Готовимся, так, что ли, Василий?

Он вопросительно смотрел на меня. Из укрытия высунулся ствол еще одного пулемета. Третий, станковый МГ-08, ровесник Первой мировой войны, словно разминаясь, дал длинную, довольно точную очередь. Сложно будет одолеть сто метров под таким огнем. Только нет другого выхода.

– Приготовились, – негромко скомандовал я. – По моему сигналу поднимаемся.

В старый, довольно просторный окоп, уходя от пуль, торопливо скатывались бойцы, облепленные снегом. Среди них я с удивлением разглядел командира штрафной роты капитана Олейникова.

С ним вместе были пять или шесть бойцов и сержантов, нагруженные вещмешками и ящиками. Людям по цепочке раздавали патронные обоймы, разнокалиберные гранаты: РГД-33, «лимонки» и даже трофейные «колотушки», удобные для дальнего броска.

Олейников рассматривал траншею, одновременно слушая доклад взводного Леонида Трегуба.

– Вы с Гладковым, что ли, вместе командуете? – перебил его капитан.

– Сержант Дейнека тоже опытный командир, – ответил лейтенант. – Положение такое, что готовимся к атаке вместе. Разбились на группы, каждая знает свою цель.

– На глазах растешь, товарищ лейтенант, – усмехнулся Олейников.

Взорвались еще несколько мин подряд, а капитан достал ракетницу. Взводя курок, кивнул бронебойщику:

– Надо бронеколпак заглушить. В амбразуру попадешь отсюда?

– Попробую.

– Тогда открывай огонь, не жди ракеты.

Бронебойщик, имя которого я не запомнил, свое дело сделал. Сумел вложить пулю в узкую амбразуру. Пулемет минуты три молчал, давая нам возможность делать быстрые перебежки. Но второй МГ-42 перехлестнул бронебойщика сверкающей трассой, опрокинул противотанковое ружье.

Крепко помог нам сержант Никита Рогожин, опытный пулеметчик. Продырявил из «Дегтярева» в нескольких местах кожух кайзеровского МГ-08, установленного на треноге. Ожившая «пила Гитлера» из бронеколпака накрыла сержанта, он упал на дно окопа с пробитым плечом.

Но мы добились с самого начала главного – вывели из строя два немецких «машингевера». И хотя МГ-42 вскоре заработал снова и не замолкал еще один пулемет, мы сумели пробежать метров сорок и снова залегли под сильным огнем.