– Родионыч, поплывешь со стругами, – велел Степан. – Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.
– Ладно, – сказал Ус. И пошел к месту, где сволакивали на воду струги. Все же тяготило его подначальное положение, не привык он так. Однако – терпел.
Когда стало совсем темно, двинулись без шума к Царицыну водой и сушей.
Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они надежно окружены с суши и с воды.
Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов (голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов) смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.
– Сколь так на глаз? – спросил воевода у головы.
– Тыщ с семь, а то и боле.
Воевода вздохнул.
– Неделю не продержимся… Пропали наши головушки!
В городе гудел набат.
Степан, Ус, Федька Шелудяк, Сукнин, Черноярец, Ларька Тимофеев, Фрол Разин, Матвей Иванов – эти внизу тоже оценивали обстановку.
– Ну? – спросил Степан. – Какие думы, атаманы?
– Брать, – сказал Шелудяк, – чего на его любоваться-то.
– Брать?.. Брать-то брать, а как?
– Приступом! Навяжем лестниц, дождем ночки – и с Исусом Христом!..
– Исус что, мастак города брать? – спросил Ус.
– А как же! Он наверху – ему все видать, – отрезал занозистый Шелудяк.
– Хватит зубатиться, – оборвал Степан. – Родионыч, Иван, какие думы?
– Подождать пока, – сказал Иван Черноярец. – Надо как-нибудь в сговор с жильцами войтить.
– Умное слово, – поддержал Матвей Иванов. – Стены стенами, да ведь и их оборонять надобно. А есть ли у их там такая охота? Оборонять-то. А и есть, так…
Подъехал казак, доложил:
– Царицынцы, пятеро, желают Степана Тимофеича видать.
– Давай их.
Подошли пять человек посадских с Царицына.
– Как же вышли? – спросил Степан.
– А мы до вас ишо… Вчерась днем, вроде рыбачить уплыли, да и остались… Нас Стенька Дружинкин упредил. Поговорить к тебе пришли, атаман.
– Ну, давайте.
Стырь с оравой зубоскалов переругивался с царицынскими стрельцами. Те скучились на стене, подальше от начальных людей, с большим интересом разглядывали разинцев.
– Что, мясники, тоскливо небось торчать там? Хошь, загадку загадаю? – спросил Стырь. – Отгадаешь, будешь умница.
– Загадай, старый, загадай, – откликнулись со стены.
– Отгадаешь, свою судьбу узнаешь.
– То, дед, не загадка. Вот я тебе загадаю:
– Стрельца несут хоронить! – отгадал Стырь.
Казаки заржали.
Стырь разохотился:
– А вот – отгадай. Отгадаешь, узнаешь мою тайную про тебя думу.
– Кто будет?
– Скажите в городе, – наказывал Степан пятерым царицынцам, – войско, какое сверху ждут, идет, чтоб всех царицынцев изрубить. А я пришел, чтоб отстоять город. Воевода ваш – изменник, он сговорился со стрельцами… Он боится, что вы ко мне шатнетесь, и хочет вас всех истребить, для того и стрельцов ждет; у их тайный уговор, мы от их гонца перехватили с письмом.
Пятеро поклонились.
– Передадим, батюшка, все как есть. И про воеводу скажем.
– Скажите. Пусть дураками не будут. Не меня надо бояться, а воеводу. Чего меня-то бояться? Я – свой… чего я сделаю?
Пятеро ушли.
Степан позвал Уса:
– Родионыч!..
Ус подошел.
– Останисся здесь. Стой, зря не рыпайся. Я поеду едисан тряхну. За ими должок один есть… И скота пригоню: можа, долго стоять доведется, жрать нечего. Гулять не давай. Не прохлаждайтесь. Караул все время держи. Иван, Федька Шелудяк со мной поедут. А в городе, смотри, чтоб не знали, что я отъехал. Караул держи строго.
– Не долго там.
– Скоро. Они в один перегон отсюда, я знаю где.
Ночью Степан во главе отряда человек в триста, конные, тихо отбыл в направлении большого стойбища едисанских татар. Должок не должок – у атамана с ними дела давние, – а жрать скоро нечего, правда; надо думать об этом.
На другое утро в лагерь к Усу явилась делегация от жителей города. Двое из тех, что вчера были. Всех – девять человек.
– Батька-атаман, вели выходить из города воду брать. У нас детишки там… Какой запаслись, вышла, а они просют. Скотина ревет голодная, пастись надо выгонять…
– А чего ко мне-то пришли? – спросил Ус.
– К кому же больше?
– А как вышли?