Разин шел впереди своей группы. Был он одет, как и все с ним «просители», – богато, глаза блестели жутковатым веселым блеском.
– С Дону? – вылетел первый с языком Стырь.
– Не прыгай! – велел Степан. – Он же – великий князь всея, всея… У его бабу патриарх благословил в мыленке, он и то важный остался. А ты прыгаешь, как блоха. – Разин положил свой пернач на землю. – Пришли мы к тебе, царь-батюшка, жалиться на бояр твоих, лиходеев! И просить тебя, оставь вольности Дону! Всегда так было! – Разин говорил громко – всем. – До тебя были вольности! А ты отбираешь!..
– Сиухи хошь? – спросил Стырь. – С дороги-то…
– Я воли прошу, а не сиухи!
– Какой тебе воли?! – вскинулся Стырь. – А хрен в зубы не надо? Воли он захотел!..
– Как же нам без воли?
– Какой тебе воли надо?
– Не вели мужиков имать да вертать с Дону опять поместникам…
– Хрен! – Стырь все торопился, все суетился и не хотел даже смотреть на казаков.
– Дай сказать-то! – обозлился Степан. – Да на меня гляди-то, на меня. Что ты, как коза брянская, все вверх смотришь? На меня!
– Ну.
– Не помыкай нами, еслив хлеб на Дон посылаешь…
– Так.
– Тюрем настроил, курва! Как чуть чего – так в тюрьму!
– Как ты сказал? Курва?
Степан упал на колени.
– Прости, князь великий! Вылетело…
– Срежу язык-то! Вылетело. Какие ишо жалобы на бояров?
– Пошто на одном месте пригвоздить хочешь мужика? – спросил Матвей Иванов. – Был хоть выход.
– Плетей! – велел Стырь, показав на Матвея.
«Приближенные царя» схватили Матвея и раза три всерьез жогнули плетью.
– Какие жалобы, казак? – повернулся Стырь опять к Степану. Степан все стоял перед ним на карачках, покорно ждал.
– Пошто – как войне быть на Дону или миру – мы не вольны сами решить? Мы хочем решать сами, как нам любо, а как нет.
Стырь молчал; он не знал, как огорошить с войной.
– Нас на войну шлешь!.. – закричал с колен Разин. – Сам затеваешь, а нас шлешь! Куда хочешь, туда и шлешь, мы не смей пикнуть! Мы не слуги тебе! Не стрельцы!.. Курва ты великая, а не князь великий! – Степан поднялся в рост.
– Плетей! – тоже заорал Стырь. И тоже вскочил.
«Приближенные» бросились к Разину…
– Стой! – остановил их Стырь. И полез с арбы. – Я прокачусь на ем. На Дону, говорят, жеребцы славные – спробую.
Степан смиренно опустился опять на четвереньки.
– Седло! – распоряжался Стырь. – А то я ишо свою царскую собью…
На Разина накинули седло. Он молчал. Стырь сел на него.
– Ну-ка, прокати царя!..
– Куда, великий? Куда, князь всея, всея?..
– За волей… Где она? Я сам не знаю…
Разин громко заржал и поскакал по кругу.
– Э-эх! – орал Стырь. – За волей казакам поехали! Их-ха!
Степан опять заржал, да громко, умело.
– Ну, как воля, казак? Узнал волю?
– Нет ишо. – Степан остановился. – Слазь.
– Я ишо хочу…
– Слазь!
Стырь слез.
Степан опять упал на колени.
– Спасибо, царь-государь, теперь узнали мы до конца твою волю. Спасибо! Спасибо! Спасибо! – Степан трижды стукнулся лбом об землю. – Теперь отпусти нас на Дон – погуляем мы за твою волюшку. Отпускай нас.
– Отпускаю. Меня возьмите с собой на Дон – я тоже погуляю с вами.
– Шиш! Гуляй, братцы! Царь показал, какая будет его воля! Запивай ее, чтоб с души не воротило!..
И загуляли нешуточно. Весь день «запивали волю цареву», усердствовали. Усердствовал и сам атаман. Пил, обнимал Семку Резаного, Матвея Иванова, плакал… Потом свалился и уснул.
– Ну, хоть так, – сказал Иван Черноярец. – Выспится хоть… Бери за руки, за ноги – унесем спать. Кончай гульбу! Федор, Ларька, кто там?.. Вали по рядам, бейте кувшины. Батька велел, мол!
Матвей Иванов, когда Степана раздели и уложили на лежак, остановился над ним, долго всматривался в бледное рябое лицо атамана.
– Вот вам и грозный атаман! Весь вышел. Эх, дите ты, дите… И нагневался, и наигрался, и напился – все сразу.
– Ты, на всякий случай, не лезь-ка ему под горячую руку, этому дитю, – посоветовал Иван. – А то она у его… скорая: глазом не успеешь моргнуть.
– Может, – согласился Матвей. И пошел из шатра. – Пойтить другого заступника поискать… Тоже где-нибудь землю бодает.
– Кого это? – спросил Черноярец.
– Василья Родионыча мово.
– 6 -
К Волге вышли глядя на ночь. (В версте выше Царицына.)
Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:
– Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой – конями, берегом… И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэх… – Дружинкин не мог скрыть радости, охватившей его. – Стены, вороты – они, конечно, крепкие. Да надолго ли! Кто их держать-то шибко будет?..
– Воеводой кто сидит? – спросил Степан. – Андрей?
– Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то! Они пока без признака…
– Много ждет?
– С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным идут. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было бы, Степан ты наш Тимофеич, надежа ты наша!.. Отмстились бы мы тада!..