Я помню...

Я, как дежурный по роте, естественно, оказался в самом центре этой суматохи. Так как писаря почему-то не оказалось на месте, мне пришлось записывать, кому выданы патроны и патронташи, один из взводных выдавал. Вся эта операция заняла, я думаю, около часа. Я изнемогал от напряжения. Надо было быстро записывать, так, чтобы ни один патрон не ушел без записи. Наконец, «слава Богу», выдача закончилась. Все перетянули через грудь брезентовые патронташи, набитые патронами, и выстроились в коридоре. Наконец, часов уже в 6, а может быть, несколько позднее была дана команда: «Выходи на двор, стройся!». Все вышли. Там же строились и другие роты. Я наблюдал за всем этим из окна. Как дежурный по роте, я не имел права выходить из казармы. Прошел еще час в ожидании дальнейшей команды. Наконец, к нам пришел еще один приказ — сдать патроны и патронташи обратно. Черт возьми! (видно, и вверху была паника). Опять мне работа: принимай обратно и зачеркивай все, что написал около каждой фамилии. Все это делалось к тому же в лихорадочной обстановке ожидания чего-то необыкновенного. Взрывы, хотя и небольшой силы, еще продолжались, даже они стали как будто более частыми и в самом деле стали напоминать орудийную стрельбу. Никто не понимал, почему надо было сдавать патроны. Что случилось?

Мне, естественно, было совершенно некогда обдумывать обстановку и оценивать действия и приказы начальства. Еще час напряженной работы, и ранее выданные патроны кое-как собраны и подсчитаны (у некоторых оказалось, что недостает 1–2 патронов) и уложены в огромный сундук, стоявший в углу казармы, ключ от которого хранился у старшины. После этой операции я оказался измученным до конца. Хочется есть, желудок так и сосет, и хочется спать от голода и усталости. Только напряженная атмосфера еще цепко держит меня в своих объятиях и мешает мне свалиться и заснуть, наконец, мертвецким сном.

Наконец, снова команда построиться во дворе с винтовками. Потом новая команда — поставить винтовки на место в казарме и построиться без винтовок. Никто ничего не понимает. Снова в казарме шум и гвалт, все вернулись, ставят винтовки на станки. Опять команда строиться во дворе. Наконец, стало слышно, рота куда-то уходит. Шум постепенно стихает. Очевидно, весь полк куда-то отправляется. Остались лишь мы, дежурные и дневальные. Стемнелось. Наступила совершенно непривычная, полная тишина. Обхожу через силу еще раз своих дневальных. Спят бедные, голодные и усталые. Впрочем, и я убийственно хочу спать!

Тишина продолжается. 10 часов, 11 часов вечера. Чтобы не заснуть, обхожу еще и еще раз взводные помещения и бужу дневальных, ругаюсь, расталкиваю, заклинаю не спать. Кричу на них. Но сон непобедим, да еще в такой обстановке полной и совершенно непривычной тишины. Я сажусь на минутку за стол писаря и тут же засыпаю как убитый. Слышу сквозь сон — кто-то ходит по казарме. Может быть, я вижу это во сне? Сделав над собой сверхчеловеческое усилие, просыпаюсь. Дневальный спит без задних ног. Какой-то дядя с наганом у пояса берет винтовку с пирамиды и хочет уйти с нею. «Стой, — кричу, — куда?» — «Спишь, такой-сякой», — слышу в ответ. Это дежурный по полку старается выслужиться. Я хватаюсь за злополучную винтовку, у нас начинается борьба. А дневальный, паршивец, спит беспробудно. Дежурному по полку удается вырвать у меня винтовку и уйти. «Завтра, после смены придешь», — говорит он на ходу. Ну какой после такого происшествия сон? Я бужу дневальных и в свою очередь ругаю их последними словами, мобилизуя все свое умение ругаться. Но уже поздно, ничего не поделаешь.

Проходит часа два. И вдруг снова страшный шум и гам. Рота вернулась. Оказывается, где-то далеко за Москвой взорвались склады трофейной взрывчатки и трофейных снарядов. Опять эти «трофейные» материалы. Какой дурак свозил их в свое время в Москву? Неужели мало места в России, совершенно пустого?

Сменившись с дежурства, на следующий день я пошел выручать украденную винтовку. После того, как бывший дежурный несколько покуражился, он отдал мне ее и в придачу три наряда вне очереди. Однако дальнейшие события свели на нет его наряды, и я их не отбывал.

День и вечер второго дня после начала взрывов прошел также в напряжении. Где-то, теперь уже, казалось, вдалеке, рвались снаряды. Похоже, как будто шла артиллерийская стрельба, беглый огонь. Как оказалось в дальнейшем, в результате больших взрывов на складе трофейных снарядов начался пожар, и снаряды рвались один за другим без конца. Вероятно, среди трофейных снарядов обычных калибров попадались и тяжелые фугасные снаряды. При взрыве таких снарядов более мелкие снаряды разбрасывало в стороны, иногда довольно далеко от склада. При этом многие из снарядов не взорвались, представляя особую опасность для всей местности. Такое разбрасывание снарядов продолжалось около двух суток. В результате огромная площадь около села Хорошева, теперешних Хорошевского шоссе и Беговой улицы, а также и Ваганьковского кладбища, оказалась засыпанной не взорвавшимися снарядами, немецкими, японскими, английскими и другими.