Читаем Я помню музыку Прованса полностью

У Люсьены глаза как плошки. Ей всего пять лет, а кажется, еще меньше. Я сдерживаю смех и с серьезным видом продолжаю:

– Она вручила мне этого кролика. Он волшебный, исполняет желания. Фея сказала, чтобы я отдала его человеку с чистым сердцем. Вот уж не знаю, кто бы это мог быть!

Малышка поднимает на меня умоляющие глаза. Она вообще почти не разговаривает.

Я заговорщицки оглядываюсь по сторонам и тихо спрашиваю:

– Как думаешь, ты подходишь?

Она взволнованно кивает. Я хочу, чтобы она что-нибудь сказала. В деревне только я слышала ее голос.

– Чем ты будешь его кормить?

Люсьена нервно сглатывает, смотрит на меня своими глазищами в пол-лица и испуганно пожимает плечами. Я разочарованно качаю головой. Она вот-вот расплачется, в ее маленькой головке бушует настоящая буря. Она борется с собой, старается изо всех сил и наконец тихо произносит:

– Морковкой.

Я рада, что она разговорилась, но одного слова мне мало.

– А какое желание ты ему загадаешь?

Люсьена смотрит на свои башмаки и что-то еле слышно бормочет. Я прошу ее повторить и наклоняюсь, чтобы лучше расслышать. Теплый ветер разносит по улочкам запах лаванды. Малышка сжимает кулаки и, не поднимая глаз, выдыхает:

– Я загадаю, чтобы ты меня никогда не бросила.

Я с улыбкой выпрямляюсь. Эта девочка дорога мне, как сестра, которой у меня никогда не будет.

– Держи! Он твой.

Не веря своим ушам, она берет зверька на руки. Милая, видела бы ты ее лицо в этот момент! Закрыв глаза, Люсьена прижимает кролика к груди. Она уже любит его больше, чем когда-либо любили ее.

Часы на церковной башне отбивают время. Я опоздала в школу. Я делаю выразительные знаки мужчине, который бездельничает за витриной. Мне нужны тапочки, иначе учитель накажет! Но хозяин магазина прочно сидит в кресле, отмахиваясь от моей мольбы и улыбок, давая понять, чтобы я поскорей уходила.

Я сжимаю в кармане три су, которые мне дал отец. Во мне закипает злость. Недолго думая, я плюю в витрину! Хрупкая Люсьена, почти такая же маленькая, как кролик, которого она держит в руках, подходит к витрине и тоже плюет! Длинная струйка слюны долетает до ее дырявых ботинок. Люсьена несется за мной по пятам. Ах! Сколько воспоминаний набито в моей старой голове… Кажется, на деревенских улицах до сих пор раздается наш смех.

<p>14</p>

Джулия откладывает дневник. Как же она раньше не подумала? Она надевает куртку. Есть человек, который точно знает о бабушке больше, чем она.

Машина снова катится по привычному маршруту. Деревенские улочки безлюдны. Небо хмурится, на лобовое стекло падает капля дождя. Джулия паркуется перед гостиницей. Сквозь ступеньки кое-где пробивается трава. Старая деревянная табличка гласит: «Комнаты – Полупансион – Пансион». На фронтоне вырезанные из камня цифры: «1874».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза