Читаем Я помню музыку Прованса полностью

Зербино гавкает в знак согласия. Антуан достает из кармана лакомство. Зербино тут же его съедает – мог бы посмаковать, но не знает такого слова. Облизываясь, пес вспоминает девушку, которую они встретили утром. От ее свитера пахло сливочным маслом, кофе и флердоранжем. Он заметил, что, когда Антуан с ней разговаривал, у него сердце билось чаще, но непонятно, что это значит. Врезавшаяся в лобовое стекло муха прервала размышления пса.

Зербино любит сухой корм, когда гладят между ушами, валяться на солнышке и смех Антуана. Не любит шмелей, которые гудят в лаванде, зеленый горошек, товарные поезда и запах женщины, которая часто звонит к ним в дверь, когда стемнеет.

Не далее как этим утром она была в кровати Антуана – там, где Зербино любит свернуться калачиком, когда хозяин разрешает. Когда она приходит, Антуан спит на диване. Конечно, когда она заявляется без предупреждения, Антуан не может оставить ее за дверью. Она немного дрожит и пахнет горящими поленьями, ванилью, ромом. Зербино не понимает, чего ей надо, но знает, что ей хорошо, когда Антуан ее обнимает. Иногда, когда у него благостное настроение, Зербино ложится у ее ног и греет их, чтобы она быстрее уснула. Грустная такая девушка.

Запах трюфелей из багажника щекочет в носу, тоже похожем на трюфель. Зербино обожает трюфели. А еще больше – гулять в лесу с Антуаном. Часами, а то и целый день. Зербино убегает – иногда на полчаса – и возвращается, лая и размахивая хвостом. Ведет Антуана между кустами лаванды и дубами, потом когтистыми лапами роет землю. Осторожно берет трюфель в зубы и, виляя хвостом, протягивает Антуану. Так хочется проглотить кусочек, но стоит потерпеть, чтобы увидеть радостный блеск в глазах хозяина.

К сожалению, это бывает нечасто. Хоть Зербино и старается, трюфелей в этом году не так много, как хотелось бы Антуану. Вечером хозяин сидит у камина, глядя куда-то вдаль, гладит рассеянно – понятно, что его что-то тревожит.

<p>13</p>

Переваливаясь на брусчатке, старенький «Пежо» оставляет позади церковь, фонтан и платаны. Сент-Амур медленно исчезает в зеркале заднего вида. Джулия нежно любит эту деревню. Живописные улочки и дома с разноцветными ставнями никогда не теряют для нее своего очарования. Ей нравится, как осень все преобразила. В бывшей прачечной тихо без туристов. Пусть на балконах не так много цветов, сладость жизни не зависит от времени года. Джулия пытается вспомнить, когда в последний раз навещала бабушку. Месяцы несутся с головокружительной скоростью.

По дороге воспоминание о недавнем инциденте постепенно рассеивается. Извилистая дорога стирает из памяти образ Казановы с землистыми руками. С горы открывается невероятный вид. За каждым поворотом – все оттенки охры, зеленого и синего. Облака цепляются за вершину горы. Бабье лето. Так и хочется нырнуть в это небо-океан.

Джулия подъезжает к дому престарелых. Набирает код, и стеклянные двери с легким шелестом открываются. На залитой солнцем веранде Мадлена вяжет и играет в скрэббл с какой-то незнакомкой. У нее фиолетовые волосы, аккуратно уложенные. Пушинка наслаждается сиестой, растянувшись на игральном столике и свесив хвост. Джулия подходит поздороваться. Вязальщица приветствует ее с искренней радостью.

– У вашей бабушки сейчас врач, к ней пока нельзя. Садитесь с нами, подождите. Хотите чего-нибудь выпить? – У нее пронзительный голос.

Джулия вежливо благодарит и усаживается.

– Мы играем или болтаем? – нетерпеливо спрашивает незнакомка.

Она хмурит лоб. Говорит быстро и без акцента – выросла не в Провансе.

– Тринадцать букв: «Аллилуйничать»! – кричит Мадлена.

Ее партнерша закатывает глаза.

– Боже, Мадлена, мы же не на эсперанто играем, «аллилуйничать», что еще выдумаете!

– Жизель, вам стоит почаще ходить на мессу к отцу Мариусу, – настаивает Мадлена. – Вам бы пошло на пользу. «Аллилуйничать» – от латинского слова «аллилуйя».

И она запевает псалом. Джулия улыбается и думает о бабушке. Удачный ли у нее сегодня день? Хотелось бы поговорить о дневнике.

К ним идет светлоглазая Элиана, толкая перед собой кресло-каталку. Здоровается и уверяет, что Жанина скоро освободится. Ей делают исследование, чтобы оценить динамику неврологических улучшений.

– Жизель, не приставайте к Мадлене, – мягко увещевает Элиана, – все знают, что вас обыграть невозможно!

– Снег будет… – заявляет вязальщица. Ее слепят солнечные лучи.

– Ну что же вы, Мадлена? – бурчит Жизель. – Целый день вас ждать?

Пока Мадлена по одной выкладывает буквы на доску, Элиана шепчет Джулии на ухо:

– Знакомьтесь: Жизель Эскариот. Золотая медаль за скрэббл и шоколадная – за терпение.

– «Монализить», – объявляет Мадлена.

– «Монализить»? – раздраженно переспрашивает Жизель.

– Ну да, это когда ты улыбаешься, но не улыбаешься.

Потеряв терпение, Жизель наклоняется к Джулии:

– Познакомьтесь, бабуля с приветом! Берегитесь, вас тоже это ждет.

«Как мне нравится эта старушка, – думает Джулия. – Она же в совершенно здравом уме, что она здесь делает?»

– Жизель, поберегите себя, – говорит Мадлена. – В вашем возрасте нужно быть осторожнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза