Я, оперуполномоченный

– Глазастые? – переспросил Сидоров и полез в карман за «Беломором». – Курить страсть хочу. Извёлся там, у Забазновских-то.

Он вцепился в папиросу зубами, как хищник в жертву, и торопливо чиркнул спичкой. Они вышли на улицу, и капитан похлопал Смелякова по плечу:

– Дерзай, Витя, расспрашивай своего коллегу. А я подымлю пока в своё удовольствие.

Виктор представился постовому, разговорился с ним, сразу сказал, что до недавнего времени сам работал в ООДП, у финского посольства. Но когда спросил, не приходил ли к Забазновским кто-нибудь из советских граждан, постовой развёл руками:

– Э-э, парень, ты не по адресу. Я ничего сказать не могу. Сам же знаешь, как с этим строго. Если тебе что надо, то иди к Бондарчуку или Ушкинцеву. Ты уж извини.

– Ну что? – заговорил Сидоров, раскуривая очередную папиросу. – Тухлое дело? Ноль информации?

Виктор пожал плечами.

– А я тебе про то и толковал. Да и что этот липовый сторож мог видеть? – махнул рукой капитан. – Понаставили их, а проку для нас никакого. Он же нам ровным счётом ничего не сказал. А ты – «глазастые»! Ничего они не видят.

– Пётр Алексеич, вот тут вы торопитесь, – надулся Смеляков. – Готов поспорить, что мы через несколько дней точно установим, кто тут был и когда. У нас будет полный список людей, которые могли это сделать. Я вам ручаюсь.

– Да брось ты! Будто я в угрозыске первый день!

На том разговор закончился.

На следующий день Смеляков поехал в ООДП. Шагая о знакомому коридору, он вдруг ощутил некую грусть и даже лёгкий укол досады из-за того, что он тут теперь чужой. Остановившись перед кабинетом заместителя начальника ООДП по оперативной работе, Виктор машинально взглянул на часы и постучал в дверь.

– Разрешите, Константин Александрович? – Смеляков заглянул внутрь.

– А, здравствуй, входи. Какими судьбами? – Ушкинцев, как всегда, был подтянут и бодр.

– По делу, Константин Александрович.

– Неужели к нам вернуться хочешь? – засмеялся полковник. – Как там у тебя, на новом месте-то? Втянулся? Работа нравится?

– Притираюсь помаленьку. Получил первое дело.

– Так скоро? Поздравляю. – Полковник одобрительно кивнул.

– Собственно, я по моему делу и пришёл. Мне нужна помощь.

– Ну, выкладывай. – Полковник согнал улыбку с лица и сделался серьёзным. – Ты присаживайся, в ногах правды нет.

Виктор подробно изложил суть дела и сказал в заключение:

– Константин Александрович, мне без вашей помощи не сдвинуться с места. Постовые у того дома – единственные свидетели. Больше нет ни одной ниточки, за которую можно зацепиться.

– Понимаю. – Ушкинцев сделал пометку авторучкой на листке перекидного календаря. – Ладно, я дам команду, чтобы выбрали интересующую тебя информацию. Дня через три позвони.

– Спасибо. – Виктор встал из-за стола.

– Видишь, как интересно жизнь устроена: не работал бы ты у нас, сейчас бы даже не знал, с чего дело своё раскручивать.

– Да, – согласился Смеляков.

– Всё вокруг как-то увязано одно с другим, ничего случайного не бывает, во всём есть какая-то невидимая простым глазом логика, причинно-следственная связь, – задумчиво проговорил Ушкинцев. – Ну а в целом-то как тебе «на земле»?

Виктор пожал плечами:

– Работаю…

– Не вижу оптимизма в твоих глазах, – улыбнулся полковник.

– Вот освоюсь, тогда и появится оптимизм, – неуверенно ответил Смеляков.

– Да, путь ты выбрал не из простых. – Ушкинцев подмигнул. – Но делать нечего. Назвался груздем – полезай в кузов…

* * *

Они сидели в кабинете Сидорова, и капитан, как всегда, курил. Он только что закрыл форточку, пытаясь проветрить помещение, но воздух по-прежнему оставался тяжёлым и мутным.

– Вот есть у тебя участок, – объяснял Сидоров. – И случилось у тебя происшествие. Ну если конкретно, то будем рассматривать кражу из квартиры Забазновских. Ты, как опер, должен это заявление рассмотреть в течение десяти дней и принять решение, возбуждать ли уголовное дело или же вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. По закону, имеется ещё третий вариант. Если ты установишь, что преступление имело место на другой территории, то материал направляется туда. Но к краже у Забазновского это не относится.

– Пётр Алексеевич, я не понимаю, как можно отказать в возбуждении дела, если преступление совершено? – не понимал Виктор.

– Наши опера, как правило, вынуждены работать на одно – на раскрываемость. От нас требуют, чтобы раскрываемость была девяносто процентов, а то и сто! Вот если есть у тебя стопроцентная раскрываемость, значит, ты великолепный опер.

– Ну а что нужно, чтобы была стопроцентная раскрываемость?

– Прятать надо уметь!

– Что значит прятать?

– Не регистрировать, – ответил Сидоров, пожимая лечами так, будто то, что он сказал, было самым исчерпывающим объяснением. – Регистрировать нужно только то, что нельзя спрятать.

– Что же это такое получается? – оторопел Виктор.