Любовь тонет, задыхается. Её лёгкие наполняются водой моего Тихого Океана, её сердце оплетают ветви зелени оуловых глаз. Её руки горят, обугливаясь и наполняя всё вокруг ароматами завтраков в постель и укутанных в полиэтилен роз. Мы медленно убиваем её, питаясь всем, что остаётся от такой красивой и такой мёртвой любви. На пути в самые глубокие бездны Ада, откуда доносится гул раскалённых печей и смех порочных мразей, мы можем взяться за руки. И нам станет легче. И мы улыбнёмся, шагая к своей смерти. И, наверное, кто-то снова скажет, что любовь прекрасна. Что цветы её растут не только на кладбищах, высасывая кровь мертвецов и слёзы детей. Что лишь в одном ударе сердца, в одном взгляде можно закупорить все те чувства, ради которых стоит жить, даже если жизнь эта коротка и невзрачна.
Где-то, в далёких-далёких пустынях, на краю глубокого и страшного каньона цветут два одиноких чертополоха, обвивая друг друга и удерживая от падения. Пока мир не тронется, пока что-то не случится, они будут вместе.
Мой мир называется «Оул».
Впервые я воскресил себя.
Я вижу солнечный свет через двойное оконное стекло.
На моём лице – безмятежная и спокойная улыбка.
Кажется, я впервые понял, зачем мне дана эта жизнь.
Я – некромант.
***
Дорога моя выложена бесконечными и бессмысленными улыбками прохожих. Каплями серого и грязного дождя. Бетонными стенами вокруг. Огромный левиафан по имени Город медленно ворочается, заглатывая всё больше и больше людей. Иногда жизнь человека ограничивается крохотным пятнышком на карте. Весь мир – на пять тысяч квадратных метров. Его так легко уничтожить. Мы пленники того, что у нас есть. Мы живём в ментальных клетках, созданных нашим же разумом. Мы свято верим в незыблемость нашего крохотного мирка. Мы не можем думать широко, в нас генетически заложена слабость. Ограниченность. Скупость. Где-то там, на другом краю Земли, люди не знают о нашем существовании и так же не могут выпасть из собственного измерения. Мы связаны, но в то же время м ничего не значим друг для друга. Мы забыли о том, что действительно важно. Что есть моя жизнь? Я умру, а где-то в Новой Зеландии родится новый человек. Баланс не нарушится, всё останется на своих местах. Как было, так и есть. Значит ли это, что меня не существовало?
Как вообще можно доказать то, что я существую?
Как можно доказать существование нашего мира?
Он умрёт, как и все остальные, Вселенная вернётся на прежний уровень, и будто бы и не было никакого большого взрыва. Будто бы и не было человечества. Всё останется в истории. Вот оно, моё предназначение, моя главная задача. Ведь я - летописец. Что же от меня всё-таки требуется? Помнить. Помнить всё так точно, как могу, остаться, рассказать, даже если и некому будет рассказывать. Это просто моя задача. Её результат зависит от обстоятельств.
А возможно, нас никогда и не существовало.
Может быть, мы – просто крохотные кусочки общего разума, живущего в пространстве всеобщего эфира, может, мы живём в выдуманном мире, которого в принципе нет. Мы не можем ничего доказать. Мы можем говорить, что мы есть, но при этом как-то это доказать – выше наших возможностей. Выше нашего понимания. Кто мы? Что мы? Как и почему всё, что мы делаем, приносит лишь разрушения? Мы пытаемся спасти экваториальные леса – и только усугубляем парниковый эффект. Мы пытаемся спасти вымирающие виды тюленей – и только мешаем им своим присутствием. Мы хотим спасти себя ценой других, оправдаться защитой природы – и всё равно всё плохо. Зачем? Мы такие же тюлени. Только чересчур расплодившиеся. Нас уже слишком много. Скоро мы начнём ругаться, драться, каждые десять лет воевать, а потом и вовсе бороться за каждый квадратный сантиметр и жрать друг друга, как крысы. Мы – такой же вид, как вид любых других организмов. Только вот почему-то шиповники обыкновенные или бобры азиатские не расплодились так же сильно, как и мы. Мы – крысы, паразиты, нас уже слишком много. Мы уже пережили кульминацию своего совершенства, теперь всё наше существование идёт на спад. Он близок.
Я вижу себя в пыльной засаленной витрине магазина. Я ничем не отличаюсь от остальных. Никто из прохожих никогда и не подумает, что я - не просто человек, что я существую вне пространства. Никто не увидит во мне того, кто я есть. Я – летописец, я – записная книжка. Я не смогу помочь всем. Я не смогу сделать для мира что-то настолько значимое, чтобы он выжил ради меня в этой бесконечной войне с самим собой. Асфальт под моими ногами мокнет, небо пропитывается серым светом людских душ. Я уже не помню, какое время года сейчас идёт. Какой год. Какой день. Какой час. Это не имеет значения. Время обретает значимость тогда, когда оно кончается. Я и так живу ва-банк, живу в кредит, живу не своей жизнью, мне уже нечего терять. Но…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное