- Я знаю, - говорю я, - я хочу, чтобы я нашёл тебя поскорее в следующей жизни.
- Я тоже.
… Глупо было бы думать, что на этот раз я передумаю и не стану накладывать на себя руки.
Я лежу в гробу, обитом красным бархатом. На мне – похоронный костюм и белые ботинки. Мои сливовые волосы аккуратно уложены. Я испытываю дежавю, и это неудивительно – тут я уже был, отсюда всё это и началось. Зелье Оула начинает действовать, веки слипаются, а в голове начинается медленный и какой-то тягучий хаос. Тело Тома Лидвела будет покоится в этом красивом гробу, в этом красивом костюме. На похороны обязательно придёт Рид. И он обязательно улыбнётся, и обязательно вспомнит меня, Джесса, в тот день. Он не знает, что, возможно, я встречу его в своей следующей жизни. Но он твёрдо уверен, что в мире есть один призрак, призрак-Том, который спас его от смерти. Я улыбаюсь. Я же мертвец, что я тут устроил? Зарабатываю себе хорошую репутацию, что может быть хуже для профессионального самоубийцы? Я глубоко вздыхаю и плотно закрываю глаза. Прощай, Том Лидвел. Живи счастливо, настолько счастливо, насколько сможет жить человек с разбитым и заштопанным сердцем, Рид Хартсон. Мери… найди себе нормального жениха. И, желательно, не гея. Оул… подожди меня. И обязательно найди.
Моё имя – Джесс.
Я – чудовище, которое никак не может умереть.
Я буду ходить по кругу, пока в нём не возникнет брешь.
Нет, у меня ничего никогда не будет.
Почему?
Потому что я – записная книжка.
Я – летописец этого мира.
Я умру вместе с ним.
Но перед этим воскрешу души тех, кого смогу.
Я чувствую, как приближается смерть. Я чувствую то же, что чувствовал уже сотни раз. Да, то самое чувство, когда душа выходит из тела и застывает в эфире, ещё не до конца понимая, куда ей податься. Наверное, это и называется смерть.
Я вновь умер.
И вновь проснулся.
Глава 2. История Гано Рейона.
Глаза мои резко открываются и их пронзает жгучая боль от слишком яркого света. Я чувствую запах больницы, слышу звуки капельницы и аппарата, следящего за состоянием моего сердца. Белый потолок. Белые стены. Тишина, давящая на мозги. На мне – дыхательная маска, на моих руках – подсоединённые через множество катетеров капельницы.
Я вновь живу.
Я ненавижу больницы. Не потому, что тут неприятно пахнет или всё слишком белое для моей испорченной души, совсем нет, не потому, что тут прямо под потолком висит едкий запах близкой смерти, - мне это, пожалуй, нравится. Потому, что люди становятся растениями в этих белых тюрьмах. Нас замуровывают в эти узкие комнатушки с вечно скрипящими койками. Нас заставляют жрать вязкую жижу, сделанную непонятно из чего. Медсёстры улыбаются нам, даже не вспомнив наших имён. Для них мы – скот, просто существа, ждущие своей смерти. Или выздоровления, но я говорю не о тех случаях, когда к человеку каждый день приходят родные, а через две недели он живой и здоровый возвращается домой. Я говорю о случаях безвозвратных и конечных. О случаях людей, которые смирились с ближайшим будущем. Ещё живы, но уже мертвы. Да, так же, как и я.
Я поднимаюсь на локтях, обрываю узенькие трубки капельниц. Срываю с себя дыхательную маску и от неожиданного притока воздуха хватаю его ртом, как рыба, выброшенная на берег. Кто я? Вот вопрос, который мучает меня с тех пор, как я проснулся. Я прикасаюсь к своему лицу, трогаю нос, губы, прикрытые веки. Волосы. Надо будет перекрасить их в сливовый, мне слишком сильно понравился цвет волос Тома Лидвела. Сейчас же они длинные, завязанные в аккуратный хвост. Как это мило. Интересно, кто я. Интересно, чем я занимался раньше, до того, как попал в этот приют для брошенных и оскорблённых. Я спускаю босые ноги на ледяной пол, ощущения электрическими разрядами щекочут всё моё тело. Я встаю с постели, смотрю по сторонам. Кто я? Кем я проснулся на этот раз? Я высокий, я вижу это отсюда, с этой высоты. Я худой до дистрофии, бледный, как смерть. Мне уже нравится моё новое тело. Я медленно переставляю ноги, иду в сторону двери. Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно найти Оула.
Дверь оказалась открытой. Странно, обычно до умирающих больных никого не допускают. Неужели я успел вселиться в человека, ещё не успевшего умереть? Мне становится не по себе. Убить себя – вполне нормально. Занять чьё-то место – подло. Кем я был? Кем я стал? Вопросы, вопросы. Кому они нужны?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное