Я не такая

— Да нет, очень похоже, — признала Света. Только ты бы лучше меня нарисовала или вон Елкина, у него внешность колоритная.

Максим Елкин почувствовал, что говорят о нем, оторвался от чтения, поднял свою большую, взлохмаченную голову и показал девочкам кулак.

— Кого хочу, того и рисую, — буркнула Ира.

Ей стало неприятно, что Света увидела рисунок, и она перевернула листок.

— Да ладно, не обижайся, — сказала Света, от нее не ускользнуло то, что она задела Иру за живое. — Ты чего так насупилась? Уж не влюбилась ли ты в нашего старичка?

Ира покраснела как вареный рак, и в ее глазах блеснули слезы.

— Во-первых, он совсем не старичок, а во-вторых, я и не думала в него влюбляться!

— Так, так, — хитро улыбнулась Света, — значит, и не думала влюбляться… Что ж, так всегда бывает — не думаешь, не думаешь да и влюбишься.

— Пожалуйста; не рассказывай об этом никому, попросила ее Ира, поняв, что запираться бесполезно. — Никто не должен об этом узнать.

— Не дрейфь), не расскажу, — пообещала Света. — Только зачем он тебе нужен — не понимаю. Ему же сорок лет. У него лысина и живот. И потом, он же тебя в упор не видит.

Когда Аня узнала о любви подруги, она очень расстроилась, понимая, что ситуация совершенно безнадежная.

— Ирка, да ты что! Он женат, и у него сын старше тебя.

— Для меня это не важно. Я жене замуж за него собираюсь, — оправдывалась Ира.

— Тогда вообще зачем? — не понимала Аня.

Ей казалось, что если двое людей любят друг друга, они, обязательно должны пожениться, а иначе любовь не имеет смысла.

— Он, — самый лучший, — убежденно сказала Ира. — Сама подумай — разве кто-нибудь из мальчишек может с ним сравниться?

Ни у кого Ира не находила понимания и вскоре перестала заводить разговоры о Кахобере даже с Аней. Ей было спокойнее любить его тихо; ни с кем не делясь, ни у кого не спрашивая совета.

«Он же тебя в упор не видит», — вспоминала Ира слова подруги, но они не причиняли ей боли. «Как это не видит? — про себя спорила она со Светой. Очень даже видит. Когда рассказывает урок, все время смотрит на меня. И если я опаздываю, всегда говорит: „Нам тебя очень не хватало, Дмитриева!“.

Ира слегка грассировала, и поэтому вообще стеснялась говорить. А если все таки надо было что-то сказать, она старалась выбирать слова, в которых не было бы злосчастной буквы „р“. А ведь это не так-то легко, особенно если тебя зовут Ирина Дмитриева. Даже имени, своего произнести нельзя без того, чтобы не покраснеть. И краснела Ира не как все люди, а как-то особенно, неровными пятнами, которые расходились по всему лицу, шее и груди.

Она была уверена, что такой — застенчивой и блеклой — ей совершенно не на что рассчитывать. Но она и не хотела рассчитывать, она хотела просто любить и чтобы все оставили ее в покое.

Кахобер Иванович жил в том же районе, что и она, — совсем близко от школы. И когда мама посылала Иру за хлебом, она всегда старалась пройти мимо его дома, хотя для этого и надо было сделать крюк.

Иногда ей удавалось увидеть самого Кахобера, он возвращался из школы, но был так погружен в свои мысли, что не замечал ее. Ей хотелось его окликнуть, спросить что-нибудь из курса истории, чтобы он остановился, посмотрел на нее и заговорил. Но Ира никогда не могла вовремя придумать, чем его отвлечь от мыслей, а когда придумывала, то было уже поздно: дверь подъезда гулко хлопала, и Кахобер скрывался.

А иногда она встречала его жену — высокую, светло-русую женщину. Она убирала волосы в пучок и носила длинные юбки. Наверное, она была чуть младше Кахобера Ивановича и казалась очень счастливой.

„Еще бы! — с тихой грустью думала Ира. — Любая была бы счастлива на ее месте“.

Ира никогда даже краем глаза не смотрела на молодых людей, потому что ее маленькое сердце было целиком занято одним человеком, и этим человеком был Кахобер.

И однажды случилось то, о чем она давно мечтала.

Дело было на уроке истории. По другим предметам у нее были тройки, ведь Ира хотела стать художницей, и точные науки были ей ни к чему, но все задания Кахобера она выполняла старательно. А на этот раз не выучила параграф, надеясь, что он ее не вызовет. Но, по закону подлости, Кахобер открыл журнал, поводил пальцем по списку фамилий и сказал:

— Дмитриева, прошу!

От страха у Иры все внутри задрожало и сжал ось.

На подгибающихся ногах она поднялась и прошла к доске.

— Ну, расскажи нам в двух словах о Северном и Южном обществе, — сказал Кахобер. — Мы слушаем.

Ира подняла глаза к потолку, потом посмотрела на класс, ища помощи. Аня подмигнула ей и сжала две руки, как будто хотела сказать: „Держись!“

„Только бы не покраснеть, — подумала Ира, только не это!“ И тут же пунцово покраснела. Никто в классе, кроме Ани и Светы, не понял, чего она так боится. Все знали, что такого доброго учителя, как Кахобер, не сыскать во всей школе. Такая оценка, как „двойка“, была ему неизвестна, да и „тройки“ он ставил крайне редко.

— Эти общества были созданы декабристами, — слабым голосом, запинаясь, начала Ира и замолчала.