Конечно, Ваня думал об этом. С тех пор как он узнал, что не знаком со своими настоящими родителями, он тысячу раз представлял себе, как разыщет их, встретится и скажет: «Вот и я, ваш сын!» Но какой прием его ждет? И о чем он будет с ними говорить, с чужими, незнакомыми людьми, которые четырнадцать лет назад бросили его на произвол судьбы? Он где-то читал о том, что существует голос крови, который неумолимо влечет друг к другу родных людей, но сам он не слышал призывов этого голоса.
— Нет, не хочу, — искренне сказал он. — Не вижу в этом смысла.
Ему показалось, что мама облегченно вздохнула, а папа снял очки и снова принялся их протирать. Ваня посмотрел на них обоих и впервые за все это время задумался о том, что должны чувствовать его приемные родители— отдавшие ему всю любовь и заботу, на которую были способны.
— Ты мой сын, только мой, — раскачиваясь из стороны в сторону, как заговор, повторяла его мать. — Ты — мой сын, мой мальчик…
Ваня сел перед нею на корточки, взял ее за руки, чего никогда не делал раньше, и сказал:
— Не надо, пожалуйста, перестань. — В его голосе было столько заботы и мягкости, как будто он говорил с кем-то, кто намного младше его. — Никто не помнит, как его рожали, и я тоже не помню. Но зато я помню, как болел, а ты сидела со мной рядом всю ночь.
— Это когда у тебя была свинка? — мама перестала раскачиваться и стала слушать.
— Да, и когда свинка — тоже. Или как меня кусал соседский Коля, а ты узнала и пригрозила ему, что если он не прекратит, то ты сама его укусишь…
Мама заулыбалась и посмотрела на него с благодарностью.
Они стали говорить, перебивая друг друга, и каждый их рассказ начинался со слов: «А помнишь, как…» Они стали смеяться, сначала несколько истерично, еще не оправившись от пережитого волнения, а потом все веселее и радостнее, и вместе с этим смехом в их дом возвращался мир и покой.
— Видишь, как много есть, чего вспомнить, сказал Ваня.
— Да, очень много, — согласилась мама.
— Мы должны перевести тебя в другую школу, сказал папа. Он никогда не забывал о практической стороне дела. — Так будет лучше.
Именно поэтому Иван Волков посреди учебного года перевелся в школу, расположенную в другом районе. Он никому не рассказывал правду о, причине своего перехода и надеялся, что она никогда не откроется. Не то чтобы он стыдился своего происхождения, просто есть вещи, о которых лучше молчать.
Но, к сожалению, многие считают иначе.
10
Боря Шустов подошел к Ване на перемене и, заговорщицки оглядываясь, сказал:
— Слушай, можно тебя попросить?
— Ну? — нехотя откликнулся Ваня. Он не ждал от Бори ничего хорошего.
— Ты меня очень выручишь… Понимаешь, тут такое дело… — Боря мялся и темнил, подбирая наиболее безобидные слова. — Кошка меня вызывает с вещами. Наверное, стуканул кто-нибудь из наших…
— А я тут при чем? — насторожился Ваня.
— Прищучили меня, вот что, — как будто не слыша вопроса, продолжал Боря. — Передержи у себя коробок, будь другом. — Боря умоляюще посмотрел на него, и Ваня поежился.
Будь его воля, он бы вообще никогда не разговаривал с Шустовым, но если ты новенький, выбирать не приходится.
— Коробок? — переспросил Ваня. — Я тебя правильно понял: коробок с анашой?
Боря нервно огляделся по сторонам и, зашикал на него:
— Да тиге ты! Совсем не обязательно, чтобы все об этом знали. Так ты поможешь или нет? Я же не могу оставить его без присмотра… А ты — новенький, на тебя никто не подумает…
Ваня задумался. Ему очень не хотелось хранить у себя наркотики, пусть даже анашу и пусть даже на пять минут. Но еще меньше ему хотелось, чтобы в новом классе его считали трусом. Не было ни малейшего сомнения, что в случае отказа Боря обо всем растрезвонит.
— Будь другом, — продолжал упрашивать Боря. Ну, что тебе стоит…
Часто приходится делать то, чего совсем не хочешь. И хотя Ваня понимал, что, связываясь с Шустовым, встает на узкую и скользкую дорожку, все таки отказать не смог.
— Ладно, давай свой коробок, — нехотя сказал он. — Только учти, что это в первый и последний раз.
— Заметано, — обрадовался Боря. — Я быстро к Кошке. Одна нога здесь, другая — там! Спасибо; ты настоящий друг.
От этих слов Ване стало не по себе. Меньше всего он хотел быть для Бори настоящим другом, потому что это довольно сомнительная радость — быть другом такого человека. Боря подул на длинную челку, закрывающую глаза, она разлетелась в разные стороны, и Ваня посмотрел на него со скрытой неприязнью. «И зачем я только помогаю этому человеку? — спрашивал он себя. — Дурацкие условности! Приходится покрывать то, что и сам не одобряю…».
Боря вышел, а Ваня спрятал коробок в сумку. Он чувствовал себя соучастником преступления и мечтал о том, чтобы все это скорее закончилось. В класс заглянула Света и приветливо улыбнулась.
— А, вот ты где! — сказала она, заходя. — Идешь в буфет?
— Иду, — и Ваня понуро поплелся за ней следом.
— Что от тебя хотел Шустов? — спросила Света. — Я видела, как он выходил.
— Да так, ничего, — ответил Ваня, но было видно, что он чем-то озабочен. — Довольно противный тип, правда?