Кем был Иван Наживин? И насколько серьезно следует относиться к комплиментам Томаса Манна по его адресу?
Иван Федорович Наживин, родившийся в Москве в 1874 году, был представителем того же поколения, что и два других русских писателя, которых Томас Манн знал лично: Иван Бунин и Иван Шмелев. Тому же поколению принадлежал и сам Томас Манн. Как и Манн, Наживин был сыном коммерсанта. В отрочестве он, подобно своему немецкому собрату по перу, не отличался прилежанием и на седьмом году обучения был исключен из школы. В литературе оба писателя дебютировали примерно в одном и том же возрасте. На этом сходство их биографий заканчивается. Роман «Будденброки» (1901) принес молодому Томасу Манну общенациональную известность, тогда как рассказы Наживина о жизни простого народа еще долго оставались на периферии литературного ландшафта. В начале XX века Наживин, по его словам, придерживался «очень левых» политических взглядов и находился под влиянием модного тогда социально-религиозного учения Льва Толстого. Он переписывался со своим кумиром и не раз приезжал к нему в Ясную Поляну. 11 октября 1910 года, за полтора месяца до смерти Толстого, его последний секретарь Валентин Булгаков записал в дневнике:
[Наживин] поразил меня своей нетерпимостью и какой-то слепой ненавистью ко всему, что не сходится с его мировоззрением. Социал-демократов он ненавидит, «не пустил бы их в дом», – писал он в одном письме. Из-за двух-трех не нравящихся ему стихотворений готов проглядеть Пушкина. О новейшей литературе слышать равнодушно не может, и тут дело, кажется, не обходится без пристрастия: помилуйте, книги каких-нибудь Андреевых, Арцыбашевых расходятся прекрасно, тогда как его, Наживина, произведения безнадежно залеживаются на полках книжных магазинов!..[3]
В последующие годы политические взгляды Наживина стали более консервативными, но их идейная основа, как и прежде, оставалась эклектичной. С началом Гражданской войны, в 1918 году он примкнул к Добровольческой армии А. И. Деникина и участвовал в деятельности Отдела агитации и пропаганды при Особом совещании. В 1920 году он с семьей уехал из Советской России и жил попеременно в разных европейских странах. Его последним прибежищем стала Бельгия, где он поселился в 1924 году.
В эмиграции взгляды Наживина так и не обрели идейной цельности и полноты. Разочарованный в Западе и неспособный ужиться с русской диаспорой, он в 1926 году подал заявление на репатриацию через советское представительство в Париже. Тремя годами раньше Алексею Толстому, с которым Томас Манн был лично знаком, удалось «вернуться» из парижской эмиграции в СССР. Впоследствии он сделал там блестящую карьеру, вершиной которой стали дружеские отношения со Сталиным. В том же 1923 году из Берлина в Москву вернулся и Андрей Белый. Наживину в репатриации было отказано. Возможно, его имя было недостаточно громким для очередного пропагандного успеха Советов. Свою отрицательную роль могла играть и его слишком явная репутация «реакционера». Вплоть до смерти в 1940 году он жил в Брюсселе. В двадцатые и тридцатые годы он опубликовал в эмигрантских издательствах многочисленные романы, рассказы и публицистические сочинения, но широкой известности так и не достиг. Его роман «Распутин» (1923) вышел в немецком переводе в 1925 году. Германская пресса, в частности газета «Мюнхенер Нойесте Нахрихтен», чьим читателем был Томас Манн, посвятила этой книге несколько положительных рецензий.
Издатели и редакторы регулярно снабжали Томаса Манна литературными новинками. Писатели – в их числе Бунин и Шмелев – также нередко присылали ему свои сочинения. Ничего необычного не было в том, что и Наживин отправил ему свой недавно переведенный роман. Томас Манн в таких случаях редко писал рецензии. Его ответы ограничивались, как правило, общими словами признательности и благодарности. В этом смысле не было исключением и его письмо к Наживину. Однако в контексте двадцатых годов и ситуации, в которой находился тогда Томас Манн, это письмо представляется немаловажным документом.
Окончание Первой мировой войны в 1918 году обозначило начало новой исторической эпохи. Одним из ее символов стала Россия, где воплощалась популярная еще в XIX веке социалистическая мечта. Западная Европа наблюдала за событиями в России с живым интересом, к которому примешивались беспокойство и страх.