Читаем Я назвал его Галстуком полностью

Ее исковерканное тело нашли на школьном дворе. Она спрыгнула с пятого этажа. На место ее падения приносили цветы. Увядающие розы, гвоздики, хризантемы. На одной из приложенных записок я прочитал: «Мы скорбим, нам стыдно, дорогая Юкико». Я не написал ни строчки. Я думал, она вот-вот должна появиться из кустов, с раскачивающимся хвостом пойти спиной назад. Ко мне. И дальше. Гулять среди могил. Белый лист бумаги в руках. Я пустился бежать. В висках пульсировало. Может быть, может быть, она будет там, у храма, ждать меня. И мы сядем в тени кривой сосны и не допустим, чтобы между нами дул ветер.

Красные нити.

Запыхавшись, я остановился.

Дерево было увешано красными нитями. На каждой ветке нашего дерева дружбы висело по пять нитей, по одной за каждый прошедший год. Я ахнул. Как она залезла так высоко? Как добралась до густой кроны? Наши имена на коре вместе со стволом подросли, вытянулись вверх, к солнцу. Как она могла знать, что я приду сюда? Наконец я увидел и понял ее. И все же не полностью. Создатель такого произведения искусства захочет до самого конца сохранить тайну. Мяуканье храмовой кошки. Неужели она еще жива? Я взял ее на руки и дал когтям вонзиться мне в кожу. Теплая кровь. Я все еще существую. «Милая Юкико, — написал я на сгибе руки, — я хотел сказать тебе, что ты мне нравишься».

<p>72</p>

В нашем поселке образовалась брешь. Дом ее родителей вскоре очистили. Из окна своей комнаты я наблюдал, как люди в масках, прикрывающих нос и рот, выносят всяческий мусор и хлам. Сломанные велосипеды. Мятые кастрюли. Тележку, полную журналов и рекламных буклетов. Радиоприемники. Покрывала. Матрасы, изъеденные мышами. Три коробки с абажурами, гвоздями и винтиками. Выяснилось, что Миядзима давно уже жили за счет соседского мусора.

«Какой позор, — поразилась мама. Она стояла у меня за спиной. — Чего они только не насобирали! Гляди, наш будильник, вон там!»

Она сказала «наш будильник». Как будто он все еще был нашим. Как будто он наш навсегда. Она произнесла это вскользь. Мысли ее витали где-то далеко. Я понял, что не стоит напоминать маме, что она еще год назад выбросила его, потому что он ей сильно докучал. «Пусть будит кого-нибудь другого!» — с этими словами она выбросила его в мусорное ведро.

Последняя тележка с пластиком. Я вышел на улицу. Пустые консервные банки. Батарейки. Треснувшее зеркало, которое уродливо искажало мое отражение. Я заглянул в один из мешков, выставленных перед входом, и достал оттуда янтарный камень с заточенным в нем насекомым — инклюз. Я сунул его в карман брюк и пальцами ощупывал его поверхность. Он был гладким и прохладным, как камешек-антистресс. Один из грузчиков простонал из-под маски: «Хватит на сегодня».

<p>73</p>

Дом снесли. Дескать, он в таком состоянии, что сохранять его не стоит. По пути в школу я видел, как улицу перекрыли со всех сторон, а по пути домой я видел, как экскаватор разрушил последнюю стену. Земля дрожала у меня под ногами. Спустя несколько дней там, где я раньше стоял и звонил в дверь, была ровная площадка, а еще спустя время там построили новый дом. В него въехала семья с ребенком. Достойные люди, говорили про них, ну, может, чересчур богатые. Как это выглядело? Наш старенький «ниссан» рядом с их новой моделью. О Мия-дзима больше не вспоминали. После всего, насколько люди знали, а знали не много, просто не хотели слишком много знать, они переехали в нижний район, по уши в долгах, и никто бы не удивился, увидев их в одном из парков в С. под синим брезентом. Да, злые языки с большим удовольствием сказали бы, что видели их. С приятным ужасом произнесли бы: «Они опустились на самое дно». И собеседники, желая насладиться этим ужасом, хотя бы его частичкой, поддакнули бы: «Еще бы. Не сейчас, так скоро они окажутся на самом дне».

Только когда Фудзита из соседнего квартала дали сплетникам свежую пищу в виде игромании и разлада в семье, те перестали судачить о Миядзима.

— А что было дальше?

А дальше ничего. То есть все шло своим чередом, и я с этим смирился. Мне исполнилось семнадцать. Затем восемнадцать. Давление нарастало. Я бы выдержал его. Стиснув зубы, напоминая себе, что это и есть взросление — принимать жизнь такой, как она есть, оставлять горе в прошлом, даже если ты не оправился от него. Забывать. Даже такое. Снова и снова забывать. Я бы справился, если бы не Кумамото. У него же были глаза Юкико. Тот же взгляд: «Я рассеиваюсь».

— Это…

Я закончил фразу за него:

— …Тоже решение.

— Нет. — Он помотал головой. — По крайней мере, не то, какое ты принимаешь, когда у тебя есть выбор. Теперь я это понимаю. Мы все в этом кафе, — он обвел пальцем вокруг, — мы все несвободны. Просто это не снимает с нас ответственности. Несмотря на отсутствие свободы, мы постоянно принимаем решения, за последствия которых должны отвечать. И с каждым принятым решением становимся еще менее свободными.

Эта непростая мысль дала нам силы выбраться из кресел и выйти на улицу. Дождь стих, оставив после себя лишь легкую морось.

— Завтра увидимся? — спросил я.

— Разумеется.

<p>74</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Поляндрия No Age

Отель «Тишина»
Отель «Тишина»

Йонас Эбенезер — совершенно обычный человек. Дожив до средних лет, он узнает, что его любимая дочь — от другого мужчины. Йонас опустошен и думает покончить с собой. Прихватив сумку с инструментами, он отправляется в истерзанную войной страну, где и хочет поставить точку.Так начинается своеобразная одиссея — умирание человека и путь к восстановлению. Мы все на этой Земле одинокие скитальцы. Нас снедает печаль, и для каждого своя мера безысходности. Но вместо того, чтобы просверливать дыры для крюка или безжалостно уничтожать другого, можно предложить заботу и помощь. Нам важно вспомнить, что мы значим друг для друга и что мы одной плоти, у нас единая жизнь.Аудур Ава Олафсдоттир сказала в интервью, что она пишет в темноту мира и каждая ее книга — это зажженный свет, который борется с этим мраком.

Auður Ava Ólafsdóttir , Аудур Ава Олафсдоттир

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Внутренняя война
Внутренняя война

Пакс Монье, неудачливый актер, уже было распрощался с мечтами о славе, но внезапный звонок агента все изменил. Известный режиссер хочет снять его в своей новой картине, но для этого с ним нужно немедленно встретиться. Впопыхах надевая пиджак, герой слышит звуки борьбы в квартире наверху, но убеждает себя, что ничего страшного не происходит. Вернувшись домой, он узнает, что его сосед, девятнадцатилетний студент Алексис, был жестоко избит. Нападение оборачивается необратимыми последствиями для здоровья молодого человека, а Пакс попадает в психологическую ловушку, пытаясь жить дальше, несмотря на угрызения совести. Малодушие, невозможность справиться со своими чувствами, неожиданные повороты судьбы и предательство — центральные темы романа, герои которого — обычные люди, такие же, как мы с вами.

Валери Тонг Куонг

Современная русская и зарубежная проза
Особое мясо
Особое мясо

Внезапное появление смертоносного вируса, поражающего животных, стремительно меняет облик мира. Все они — от домашних питомцев до диких зверей — подлежат немедленному уничтожению с целью нераспространения заразы. Употреблять их мясо в пищу категорически запрещено.В этой чрезвычайной ситуации, грозящей массовым голодом, правительства разных стран приходят к радикальному решению: легализовать разведение, размножение, убой и переработку человеческой плоти. Узаконенный каннибализм разделает общество на две группы: тех, кто ест, и тех, кого съедят.— Роман вселяет ужас, но при этом он завораживающе провокационен (в духе Оруэлла): в нем показано, как далеко может зайти общество в искажении закона и моральных основ. — Taylor Antrim, Vuogue

Агустина Бастеррика

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги