Быть ведьмой означает, что вы не станете сразу же бегать с воплями о том, что ваша кровать горит. В конце концов, это был не совсем обычный огонь, тот который не жжется. «Значит, он воображаемый, — подумала она. — Огонь, который не жжется.
Пламя беззвучно пропало. За окном мелькнуло чье — то неуловимое движение, и она взжохнула.
Фиглы никогда не отстанут. С девяти лет она знала, что они следят за нею каждую ночь. И делают это по — прежнему, вот почему она моется в ванной под простыней. С большой долей уверенности можно сказать, что у нее не было ничего, что могло бы заинтересовать Фиглов, но так ей было спокойнее.
А другие вещи не могут. Ей нужно быть в замке.
— Мой папаня меня избил, так? — не допускающим возражения голосом произнесла Эмбер, когда они вместе шли в сторону серых башен. — Мой ребёнок умер?
— Да.
— Ох, — тем же ровным голосом произнесла Эмбер.
— Да, — ответила Тиффани. — Мне жаль.
— Я что — то помню, но нечетко, — пояснила Эмбер. — Все как будто немного… размыто.
— Так всегда с утешением. Это Дженни тебе помогает.
— Понятно, — ответила девушка.
— Правда?
— Ага, — сказала Эмбер. — Но у моего папани проблемы?
«Будут, если я расскажу, какой я тебя нашла, — подумала Тиффани. — Женщины об этом позаботятся. У жителей деревни довольно либеральные взгляды на наказание парней, которые почти все по — определению непослушные бесенята, которых нужно приучать к порядку, но так сильно побить девочку? Это нехорошо».
— Расскажи о своем молодом человеке, — произнесла она вслух. — Он ведь портной, не так ли?
Эмбер просияла, а одной своей улыбкой она способна осветить мир.
— О, да! Его дедуля перед смертью научил его всему — всему. Из простого клочка ткани он может сшить что угодно. Такой мой Уильям. Кого ни спроси, каждый скажет, если его отдать в подмастерье, через пару лет он сам станет мастером. — Потом она пожала плечами. — Хотя, настоящие мастера хотят, чтобы им платили деньги за обучение, а его матушка никогда не найдет столько денег.
О, а еще у моего Вили чудесные пальцы, и он помогает своей матушке и сестрам вышивать корсеты и свадебные платья. Это значит, что он должен работать с сатином и всяким таким прочим. — Гордо произнесла она. — И матушка Вили очень хвалила его аккуратные стежки! — Эмбер снова просияла от гордости. Тиффани всматривалась в радостное лицо, покрытое, несмотря на утешающее прикосновение кельды, явными кровоподтеками.
«Значит, её парень портной, — размышляла она. — Для здоровяка вроде господина Петти, портной вряд ли может вообще считаться мужчиной, раз у него руки не в мозолях и работа на дому. А раз он шьет еще и женскую одежду, тогда, это еще больший позор, который его дочь навлекла на его маленькое семейство».
— И что ты теперь собираешься делать?
— Хочу повидать маму, — с готовностью ответила девушка.
— Но это подразумевает, что ты встретишь отца.
Эмбер повернулась к ней:
— Тогда я пойму… пожалуйста, не делай ему ничего дурного, вроде превращений в свинью или что — то другое!
«Может денёк в образе свиньи пошёл бы ему на пользу», — подумала Тиффани. Но в тоне Эмбер, как она сказала: «Я пойму», прозвучало что — то отдалённо напомнившее кельду. Как свет в конце туннеля.
Тиффани еще ни разу в жизни не видела, чтобы ворота замка закрывали не в ночное время. Днем же двор замка напоминал смесь рыночной площади, мастерскую плотника и кузницу, а так же игровую площадку для ребятни в дождливую погоду, а так же временный склад во время сбора урожая и сенокоса, или постоянный — если амбары и сараи не справлялись, и были забиты доверху.
Если вам хотелось тишины и покоя, или поразмышлять, или мирно побеседовать с кем-нибудь, даже в самом большом доме было тесно, поэтому все шли в замок. И там всегда можно было найти все вышеперечисленное.