- Я не слишком дорожу жизнью, - дождавшись паузы, быстро сказал он. - И уж, разумеется, я не слишком озабочен своим общественным положением. Статус мэра! Для меня это - тяжелое, колоссальное бремя, и лишь чувство гражданского долга заставляет меня брать на себя такую ответственность. Чувство долга и чрезвычайные обстоятельства. Я готов добровольно уйти, как только возникнет подобная необходимость. Я лишь исполняю отчетливо высказанную волю народа. Власть сама по себе мне вовсе не требуется. Именно поэтому, дорогой друг, я хотел бы заметить, что стабильность светского общества обеспечивается не столько его консервацией, сколько внутренней согласованностью различных структур. Сохранение сути - вот, что необходимо, а диффузия сословных различий дело второстепенное. Форма общества должна быть несколько свободней, чем содержание. Я, во всяком случае, придерживаюсь, именно такого образа действий... - Мэр перевел дыхание, на немного вытянутом, желтоватом лице его читалась бессонница, появившиеся вновь веки заметно подрагивали. - Разумеется, дорогой друг, я понимаю, чем вызваны ваши сегодняшние опасения: вам, вероятно, известно о слухах про Мышиного короля, и вы связываете появление мессианской легенды с кризисом общества. Это, конечно, правильно. Но я все-таки смею заметить, что мессианство вообще присуще нашему городу, это - часть его духовного состояния, альтер эго, и оно никаким образом не является отражением кризиса. Кризис нам, возможно, еще предстоит. И уж если, дорогой друг, говорить откровенно, то гораздо большие опасения у меня вызывает положение дел во Мраке: что оттуда грядет и сумеем ли мы что-либо этому противопоставить? Вы нам обещали, дорогой друг, дать какие-то объяснения. Вы владеете ситуацией: я бы был вам чрезвычайно признателен...
С некоторым трудом он остановил свою речь и, как будто взывая о помощи, обернулся к тому самому стриженному представительному мужчине, у которого сияла поверх пиджака серебряная цепочка.
Мужчина кашлянул.
- Информация о Мраке, конечно, очень важна, - сухо сказал он. - Но мне все-таки хотелось бы сначала услышать - нечто определенное... Так вы принимаете, милорд, наше приглашение на сегодня?
Он снова кашлянул.
Геккон поднял брови.
- А разве я не дал вам ответа? Я, по-моему, ответил вам вполне однозначно. Я предпочитаю затворничество удару кинжала. Преждевременная кончина моих предшественников - достаточное для того основание. И надеюсь, что к этому пункту мы больше возвращаться не будем. Настойчивость здесь подозрительна. Вы меня удивляете, сэр Фабрициус!.. - Геккон помолчал. Осторожные пальцы его снова тронули молочное заостренное лезвие. И опять отдернулись, точно обжегшись. Он обернулся к Мэру. - Я вижу, дорогой друг, что вы несколько переживаете за меня. Вы боитесь, наверное, что я подниму этот меч и тогда приобрету "власть неслыханную". Так, во всяком случае, утверждается в известном предании. Однако, дальше там сказано: "А если кто-то другой, вознамерившись царствовать, возьмет его в руки и, затмившись гордыней, обратит в свою выгоду против людей, то отсохнет у него правая рука до локтя, как бы горелое дерево, и отсохнет у него левая рука до локтя, как бы горелое дерево, и не будет у него рук обеих до конца его жизни"... Можете, дорогой друг не волноваться. Я пока еще не безумен, и я, может быть, отличаясь этим от вас, с чрезвычайным почтением отношусь к древним легендам. Они обычно оправдываются.
И он посмотрел на кончики пальцев, которые нисколько не изменились.
Мэр придвинулся:
- О чем вы, милорд?..
- Что же касается моего конкретного обещания, то я, разумеется, готов его выполнить. Если, дорогой друг, у вас найдется для этого время...
- Я весь во внимании...
Тогда Геккон, с легким вздохом оторвавшись от созерцания белого дымящегося металла, будто птица, волоча за собой оторочку крылатого рукава, осторожно прошелся по комнате, раздвигая и переставляя некоторые предметы - распахнул настежь дверь, приоткрыл ширь окна, пропустившего снаружи сумятицу хозяйственной перебранки. Объяснил, повернувшись: Пространство не должно быть разобщено, - а затем, водрузив по бокам овального зеркала две свечи, украшенные аллегорическими фигурками, осторожно зажег их - лучиной, стараясь держаться подальше, и из плоской позолоченной табакерки, блеснувшей алмазными гранями, бросил в пламя щепотку зеленоватого порошка.
Крохотные рубиновые язычки свечей вспыхнули и затрещали, повалил красный дым, который, как будто впитываясь, прилипал к стеклянной поверхности зеркала - амальгама его помутнела и словно бы заколебалась, побежали от края до края белесые волны, мелодичный протяжный звук отделился от вдруг завибрировавшей оправы:
- Дзиньго-о-о!..
Бронзовая литая подставка ее громко щелкнула.
Геккон выставил перед собой обе ладони.
- Следите за зеркалом, - предупредил он. - Полминуты, не больше, изображение долго не держится... - И, как будто размазывая ладонями что-то невидимое, начал плавно передвигать их по воздуху - одновременно медленно отступая. - Близко не подходите. Затянет...