Я — математик. Дальнейшая жизнь вундеркинда

Во всяком случае, мне с самого начала было ясно, что отныне ученым придется сталкиваться с двойственным отношением к себе. Ибо современное общество в соответствии с традицией, возникшей еще в незапамятные времена, с одной стороны, относилось к нам, как к магам и волшебникам, а с другой, считало, что мы вполне достойны быть принесенными в жертву богам. Вместе с взрывом атомной бомбы возник страшный призрак охоты за ведьмами, мучивший нас следующие восемь лет, так что все нами пережитое было лишь воплощением предначертаний, запечатленных в страшном облаке, поднявшемся над Хиросимой.

Хотя я не принимал непосредственного участия в создании атомной бомбы, мне тоже пришлось поглубже заглянуть себе в душу. Я уже говорил, каким образом работа над приборами для прогноза и вычислительными машинами привела меня к основам кибернетики (как я позднее назвал эту науку) и к пониманию возможностей, которые таятся в заводах-автоматах. С точки зрения науки это событие не было, конечно, столь революционно, как создание атомной бомбы, но оно открывало огромные возможности причинить обществу зло или добро. Я попытался разобраться, в чем состоит мой долг, и решить, не следует ли мне воспользоваться правом иметь личные секреты — существует же в высших сферах право хранить государственные тайны — и скрыть свои идеи и свою работу.

Некоторое время я забавлял самого себя этим намерением, но потом пришел к заключению, что оно неосуществимо, так как мои идеи принадлежат скорее нашему времени, чем мне лично. Даже если бы я уничтожил каждое слово, которое могло дать представление о том, что я сделал, эти слова неизбежно появились бы снова в работах других и, может быть, в таком контексте, при котором их философский смысл и кроющаяся за ними социальная опасность оказались бы менее явными. Я уже не мог соскочить со спины необъезженной лошади, на которую взобрался, и мне не оставалось ничего другого кроме, как скакать вперед.

Я решил отказаться от политики величайшей секретности и перейти к политике самой широкой гласности, обратив внимание общества на все преимущества и опасности нового начинания. Сначала я подумал о профсоюзах; казалось, именно там должны были быть люди, естественным образом больше других заинтересованные в этом вопросе. Друзья направили меня к двум профсоюзным деятелям. Один из них, умный адвокат, пользовался очень незначительным влиянием среди членов профсоюзов, с которыми он был связан; другой занимал ответственный пост в профсоюзе печатников. В обоих случаях мне пришлось убедиться в справедливости того, что несколько лет назад утверждали мои английские друзья. Они говорили, что профсоюзные деятели, попавшие без пересадки с рабочего места на свои посты, настолько задавлены трудными и сложными техническими проблемами, связанными с должностью профсоюзного работника, что не в состоянии оценить ни одно предложение, выходящее за рамки сегодняшних проблем, даже если оно касается будущего их собственного объединения.

Профсоюзные руководители отнеслись ко мне очень доброжелательно, но единодушно отказались довести мои идеи до сведения своих подопечных. Так обстояли дела в середине сороковых годов; с тех пор положение резко изменилось. Я многократно встречался с м-ром Уолтером Рейтером из профсоюза автомобильных рабочих, который сразу понял, в чем состоят мои затруднения, и проявил готовность рассказать широкой публике о новых технических идеях через газеты своего профсоюза. Оказалось, что м-р Рейтер и окружающие его люди в самом деле обладают тем умением заниматься самыми разными делами, отсутствие которого так мешало мне во время первых эпизодических попыток войти в контакт с профсоюзами.

Еще в одном кругу идея заводов-автоматов встретила вполне благосклонный прием — в кругу руководителей промышленности. Зимой 1949 года в «Обществе по борьбе за передовые методы управления» я прочел лекцию о заводах-автоматах, посвященную техническим возможностям их создания и социальным трудностям, связанным с их появлением; в общих вопросах я нашел поддержку ряда ответственных руководителей, например управляющего фирмой «Ремингтон Ренд Инкорпорейшн». В декабре 1952 года меня попросили прочесть такую же лекцию на симпозиуме по заводам-автоматам, организованном Американским обществом инженеров-механиков.

В общем отношении к этой проблеме между первой и второй лекциями произошли заметные изменения к лучшему. На второй лекции присутствовало больше народа, и мои технические замечания уже находили подтверждение у специалистов по машинам-автоматам, работающих в различных областях промышленности, но главное, за прошедшие три года уровень общественного сознания слушателей стал гораздо выше.