Я люблю

Настя ходит на работу в литейный, как на праздник. Черные, мягкой кожи полусапожки. Шерстяной, в синих узорах во всю спину, полушалок. А в платочке, прижатые к груди, шелестят новенькие рубли. Удивляется Варька подружкиному богатству. Откуда оно? Разве не одинаковые пятьдесят копеек в упряжку получает Настя?

Придя в литейную, Варька прячет узелок, надевает фартук, какие носят каменщики, и кричит в дальний угол цеха, где столпились кучкой работницы:

— Дивчата, девоньки, наше почтеньице!

Отвечают дружно, хором, весело:

— Здо-о-орово, Варю-ю-юш!.. Айда сюда-а!

Ее пропускают в середину круга, обнимают за плечи. До гудка еще несколько минут.

Подруги толкают Варьку, просят:

— Варюш, начинай…

Она, заправив волосы под платок, выпятив губы, опускает ресницы и, набирая воздуха, начинает высоко, звонко: «Ой, за гаем, гаем, гаем зелененьким…»

Мимо поющих идут седые литейщики. Один, с очками на кончике носа, с обгоревшим лицом и острой бородкой, останавливается. Он любовно смотрит на девушек и жженой ладонью гладит усы, подрагивают его бледные, отцветшие брови.

Со всех концов цеха торопливо, спотыкаясь, бегут к дивчатам молодые парни. Они втискиваются в круг и, выжидая момент высокого запева, присоединяют свои мощные голоса.

Тихо, завывая, присоединяется к поющим гудок. Рев и свист пара задушил, смял, развеял песню. А по цеху, глухо и надрывно, уже гремел чугунный гонг. Бежал мастер.

— Эй, красавицы, по местам!

Суетились люди. Сухо зашелестели ремни трансмиссии на землемешалке.

Варька стала с лопатой у кучи сырого песка с глиной. Ее подруга Настя, румяная, в красном рабочем платке, взялась за поручни тачки. Высокогрудая работница схватила носилки, потащила в глубь литейной.

В углу цеха стоит круглый стол. Он железный, звенит от нечаянного прикосновения лопаты Варьки. Стол похож на небольшой цирковой манеж. Также вылизан. Почищен. Окружен высокими бортами. В центре стола толстая прочная, хоть карусель кружи, ось. На нем закреплены два отполированных вала. Подгоняемые трансмиссией, они скачут, как дрессированные лошади по кругу. Им под железные ноги Варька бросает песок, глину, землю. Два железных вала, нагоняя друг друга, бьют копытами, мешают в бурую массу песок и землю. Это землемешалка. От ее работы зависит весь цех.

Здесь темно и сыро от мокрого песка. На кирпичах, с трубкой в желтых зубах, сидит десятник, покрикивает заученно, вяло, привычно:

— Эй-ну, красавицы, живо! Эй-ну, молодицы, побыстрей…

Варька, не разгибая спины, не поднимая головы, выворачивая руки, через плечо бросает в землемешалку песок. Он мокрый, тяжелый, тянет в землю. Руки, сопротивляясь, кружатся, сжимают лопату, мелькают.

И падает, и сыплется, летит песок. Белеют над плечами, у груди, у земли, у землемешалки здоровые, сильные руки Варьки. Они напухли туго натянутыми венами. А только еще кончился завтрак! Только заглянуло в окно солнце!

Совсем рядом привычно-хриплый голос:

— Эй-ну, красавицы, живо! Эй-ну, молодицы, побыстрей!

Красавица Настя охотно подчиняется этому голосу. Она катит тачку. Деревянное колесо стучит, вертится, бежит. Кузовочек тачки переполнен рыхлым песком. Он тяжел и темен. Настя бежит за колесом. Высоко, у самых колен, держит поручни, неуклюже, спотыкаясь, выбрасывает ноги. О них полощется платье, играя желтыми цветами. Настя подбегает к земляной куче, смело подбрасывает поручни вверх, и кузов опрокидывается, вываливая песок.

Тачка за тачкой, бегом поспешая за хорошо смазанным колесом, вертится вперед-назад Настя. У нее уже побледнел румянец. Платок ссунулся на плечи. Она его не поправляет. К подолу платья пристала глина. Исцарапан носок ботинка. Не замечает франтиха.

Над самым ухом сипло, знакомо, хлестко:

— Эй-ну, красавицы, живо! Эй-ну, молодки, побыстрей!

В обеденный перерыв собачеевские девушки, перегоняя друг друга, смеясь и горланя, побежали в песочную сушилку печь картошку. Ели ее — белую, рассыпающуюся, — присаливая, облизываясь. Глотали золотистый пахучий хлеб, запивая малиновым холодным чаем.

После обеда все чаще и чаще останавливалась лопата в руках Варьки. Все больше и больше хотелось разогнуться.

Когда устало и тягуче рявкнул гудок на шабаш, Варька почти упала в песок. Несколько минут сидела, не двигаясь, ни о чем не думая.

Оглянувшись, заметила, что так же застыли и Настя и другие ее подружки.

Отдохнув, они подошли к ней.

— Ну, ходим, Варь!..

Темно. Течет небо. Чавкает под ногами раскисшая земля. Тяжелеют, намокая, лапти, мешки. Идти далеко. Через весь город. С зарею снова на работу. Настя нагибается к подруге:

— Варь, давай заночуем в сушилке.

Возвращаются в цех. Роют в горячем песке нору, поджимают ноги. Настя, спрятав голову в колени Варьки, дремля, мечтает:

— Хорошо сейчас около лампы… гармошка!.. Страдание… Танцы!.. Конфеты!..

Придвинулась ближе, к самой груди Варьки, горячо шепчет:

— Варь, я знаю такое место. Пойдем, а? Гармошка, песни, закуски всевозможные и денег не надо. Еще тебе дадут. Пойдем, Варюш! Прямо сейчас.

— Деньги?.. Это за что?

— Да так, знаешь, — замялась Настя, — за танцы.

— А-а… — засыпая, протянула Варька.