Глаза я мгновенно идентифицировал, что, все-таки, не помешало мне ошалеть на славу — очень уж неожиданная выдумка. Слева направо, сверху вниз — все мои домашние джинны оказались помещены — насколько я проник в замысел Бруталина — в 'таблицу ожидания': Бергамот, Боливар, Баромой, Бельведор, Брюша, Баролон.
Каждому из них Бруталин позволил глядеть из таблицы наружу, но почему-то оставил наблюдающими по одному глазу от каждого.
— Зело очумляюще и преизрядного зраку! — вскричал я в виде приветствия Бруталину. — Ну, брат, и задал ты мне перфомансу!
— Рад служить сагибу! — Для себя Бруталин отчебучил аттракцион еще того покруче: на противоположной от картины стене, почти на самом углу маленькой прихожей, оказался вбит еще один гвоздь, а на нем на витой шерстяной нити, зеленое с желтым, повисла здоровенная пробирка, заткнутая пробкой, прозрачная, белого стекла, а в ней-то и угнездился наш Бруталин, как он есть, только маленький и с букетом в руках! То, что он теперь в полный рост, с ногами — это я еще раньше сам ему прямо приказал, остальное — личная инициатива бойца. Увидев меня и услышав мое приветствие, Бруталин вымахнул из пробирки и отвечал уже, стоя передо мною в 'натуральный' размер (чуть ниже меня), босыми ногами по линолеуму, кланяясь, разумеется. Дурацкий букет был по-прежнему в его руках, но соответственно увеличился в размерах, и я смог его рассмотреть: два непонятных желтых сухих цветка на длинной, вверху расщепленной и внизу свитой в кольца ветке, напоминающей змею раздвоенным хвостом вверх.
— Не совсем понимаю смысл сей цветочной аллегории, но — стоп. Я сам попробую догадаться при случае, а ты подскажешь мне, если только я попрошу этого. Ок?
— Как прикажет сагиб.
— Значит, так… В целом новации утверждаю. Теперь по частностям. Пока сидишь в пробирке — можешь держать цветы, как вылез оттуда — изволь руки высвободить. Ферштейн?
— Да, сагиб.
— Во, так гораздо лучше, функциональнее. Почему Баролона низверг в самый низ таблицы ожидания? Я тебя спрашиваю!
— Он претендовал на большее. Но сагиб меня назначил главным.
— Все верно. Однако, Баролон — джинн прихожей и имеет право на своей территории на свою долю уважения. Переместить наверх.
— Сделано, сагиб! — Ха! Баролон желотоглаз, а я не замечал этого раньше.
— Нормально. Что, Брюша, дискриминируют тебя эти дылды?
— Нет, господин.
— Не обидно в самом низу?
— Нет, господин
— Никто не смеется над тобой?
— Нет, господин. — Странные ощущения испытываешь, когда шесть непарных глаз косятся на тебя со стены. И вообще…
— Так. Когда я к кому-то из вас обращаюсь, вы должны покинуть временное прибежище, в данном случае — таблицу ожидания — и предстать передо мною в положенном виде. Всем понятно?..
Оп, придурок жизни! Я даже вздрогнул от неожиданности, но рассмеялся: все семеро выпрыгнули из таблицы и плотной шеренгой выстроились в тесной прихожей, маленький Брюша у самых дверей, правофланговый, конечно, Бруталин. Сам виноват, поскольку задал общий вопрос, а перед этим повелел — вот они и выполнили повеление.
— Все по местам, кроме Бруталина и Баролона.
— Баролон, не сердись на Бруталина, понял?
— Да, господин.
— Позаботься о новых роликах, старые закончились. Поговори с Боливаром, поищите в сети по каталогам и сконструируй наилучший образец. Упор на скорость, но и маневренность чтобы не хуже, чем у прежних была. Понял?
— Да, господин.
— Ты славный малый. По правде сказать, все забываю, маневренность у старых была неважной. Подшеруди, усовершенствуй, насколько это возможно без привлечения внечеловеческого. Понял? Без этих волшебных штучек.
— Средствами, способами и материалами, на сегодняшний день доступными обычным людям этого мира?
— Толково сказано. Да. Погоди… Какого именно мира?
— В котором господин изволит проживать большую часть нынешнего времени.
— Да. — Я двинул пальцем, и Баролон послушно прыгнул на место. Да… Пожалуй… да, так удобнее, так мне больше нравится. Таблица ожидания! Надо же — выдумал!
— Брюша.
— Да, господин.
— Погоди… Баролон, и ключи восстанови, рюкзак и термос я сам куплю. Брюша, мою любимую обстановку: Море дождей..
— Сделано, господин. — Брюша, согласно приказу, подготовил мне лунный пейзаж, отворил с поклоном убогую дверцу в убогий сортир, и я взгромоздился на стульчак. И уже как бы на Луне — впечатление полное и адекватное! Я люблю это странное место — Луну. Холод и вакуум не терзают меня, ибо им не велено, единственный проводник звуков для моих ушей — это я сам, тело мое. Контрастность такая, что части моего тела, попавшие в тень, кажутся мне отсеченными — хоть пальцами шевели для проверки. Земля висит, всегда на одной высоте, и мне грустно смотреть на нее. Замирание под ложечкой гораздо сильнее, чем на Марсе. Но Марс не приглянулся мне, а Луна вот — по душе. Она честнее, как бы: нет атмосферы — так напрочь ее нет. Свет — светом, тень — так уж тень. А Марс… И не Луна он, и не Земля, Недолунок какой-то… Что сегодня выдумает мне Брюша?