Я люблю тьму [СИ]

Я уже повернулась к двери, когда повеяло холодом: он распахнул окно. Меня же сейчас туда не выкинут, нет? На земле оно как-то безопаснее, да и крыльев мне к стилету вроде не прилагается… Круто, конечно — стилет! Ещё б ржавчины на него до кучи, чтоб за милю видели — слабачка. Грр, опять себя накручиваю.

— Так что мне… — снова вместо воодушевления — трясущиеся коленки. Погас свет; никого рядом — куда-то исчезли и Светозар, и Стелла, и Маланья. Таракан и тот смылся. А за окном слышалась уже возня. Нет, нет, здесь никого нет, иди мимо, иди мимо, иди — иди — иди…

Показались на фоне неба короткие ноги в панталончиках — и, хотя зрелище было забавное, посмеяться не получилось. Что-то стукнуло, и на окне, кряхтя, повисла дрёма. Держась одной рукой за карниз, она раскачивалась туда — сюда, всё сильнее и сильнее, будто хотела втиснуться в комнату.

— К — кто-нибудь… — я попятилась — бежать, бежать отсюда! Оглянулась — и застыла. Если в кухне ещё можно было что-то разобрать, то в дверной проём вкрадывалась темнота. Вползала, как змея, кусочек за кусочком оттяпывая пол и стены. Жуткая старуха с обезьяньими руками затрясла головой. Из спутанных косм посыпались какие-то комки. Нет, не комки вовсе — жуки! Ай, слезь, слезь с моей ноги!

— Баю — бай, баю — бай… — а голос у бабки оказался не противный, а очень даже мягкий, как будто бы добрый.

«Дрём-то видала? Они кошмарами народ терзают. Во сне так — раз! — сердце не выдержит, да не проснётся кто. Вот такую-то душонку они себе прибирают, и относят, значится, хозяину своему».

Не слушать, не слушать! Колени задрожали, и слёзы выступили. Не хватало только уснуть сейчас. А потом… и не проснуться…

Темнота по — маланьевски щёлкнула по носу, довольно ощутимо. Дрёма всё качалась, качалась — и твердит себе:

— Баю — бай, баю — бай…

Вспомнилось отчего-то: на старой квартире у наших соседей умерла во сне дочка. Хорошенькая, розовощёкая Люсенька, никогда ничем не болевшая, которую десятилетняя я качала в коляске, перестала дышать. И вдруг живо — живо представилась Люськина комната с обоями в мелкую ромашку, и страшилище с обезьяньими руками, качающееся на окне и ведущее свою «колыбельную». Когда воображаемая бабка, слившаяся с нынешней, потянула кривые пальцы к посапывающей крохе, чтобы запихнуть душу в свою корзинку, я зажмурилась — и с силой воткнула стилет прямо в проклятую руку. Тотчас спала минутная сонливость.

Нет, не было крови или ещё чего-то в том же духе. Дрёма зыркнула белёсыми глазами — и рассыпалась чёрными хлопьями. Почему-то вдруг сильно запахло ромашками.

А я села на такой уже родной пол — и разревелась. Не заткнулась даже тогда, когда меня обняли чьи-то руки, и после успокаивающего шёпота:

— Лучше забудь. Воспоминания всегда… болезненны. Потому что изменить прошлое невозможно. Но зато мы ещё можем изменить будущее.

Я подняла голову на Светозара. Вот часто говорят — я тебя понимаю, и не веришь. А сейчас — верилось. Что-то такое в глазах… как кусочек пепла потерялся. Наверное, так и выглядит тоска. И правда — серая, не зелёная…

— Да утри сопли уже, — фыркнула Стелла, — тоже мне — рёва — корова. Радоваться надо!

И опять хихикнула. Доска бесчуственная. А ещё добренькая, называется.

Глава XXVI Ночной гость

Вот бывало у вас такое, чтоб потеряться в лесу, да ещё и посреди ночи?..

Со мной — нет. И толком неясно, почему сейчас вокруг — ночной лес, да ещё не какой-нибудь там, где на километр два — три чахлых деревца. Тут и там — слабые проблески лунного света, вон, путаются между переплетённых веток и почти сразу же гаснут; да нет же, не луна, а фонарь с жутким голубым светом. Похож на лампочку, знаете, из магазинчиков типа «Всё для Хэллоуина». Чуть ближе свет, и видно: несёт фонарь жуткая фигура, окутанная с головы до ног спутанными космами. А рожи совсем не видно.

Убежала бы, да только колени подкашиваются: так и плюхнулась на сухой валежник. Ай! Ветку в самое мягкое-то за что?! Я потёрла «раненное» место, и тотчас фигура задвигала носом, завертела в стороны фонарём. Нет, она же не меня ищет, правда? Не меня.

— Ай, хорошая девочка… Иди ко мне, иди к бабуле.

А может, нагрести веток, и под них закопаться? Нет, оно ж близко, услышит, как шебуршусь. Мне б оружие, да хоть тот самый посеребренный стилет: кирдык бы твари тогда! Я закрыла глаза, вдохнула, открыла — ничего не появилось ни в руках, ни ещё где. Только где-то вдалеке послышалось «Ку — ку». Сумасшедшая птица! Нет бы ночью спать! Губы уже пересохли: водички бы…

— Кукушка — кукушка, сколько мне жить осталось?

Чего заткнулась, тварь?! Ух, камнем бы в тебя…