Я люблю тьму [СИ]

Повисла тишина. Я бы прикрыла рот рукой, если бы не маленькое обстоятельство: не хотела я вслух это говорить! Точно же — не хотела! Подумала только, а оно — раз! — выскочило. Само по себе. В последний раз я настолько странно себя чувствовала ещё в детстве, когда училась стрелять из ручки без стержня бумажными шариками: умудрилась вместо того, чтобы дунуть, вдохнуть — и проглотила неудавшийся «снаряд». Потом думала — умру, бумажка же несъедобная, ядовитая почти что.

А бабушка молчала, что было ещё более странно. Где же привычные вопли, визги «У меня инфаркт!» и прочая театральщина? Она ж только так злиться и умеет!

— Чего молчим, бабулец? Вопи, вопи давай, ты ж это дело любишь!

Да ё-моё! Не говорила я этого, не хотела! Ну это всё! Отпихнув любимую бабулю, я кинулась в комнату, где первым, что бросилось в глаза, был включённый ноутбук со здоровой надписью во весь экран: «Ты совершаешь ошибку». Из — за спины — бубнёж:

— Чуть домой пришла — и за компьютер! Выкинуть бы эту железку…

Я б сама уже ноут выкинула — ну его лесом. Да только скажу это — наша драгоценная Светлана Николаевна всю жизнь будет думать, что победила, напугала, мол, дрянную внученьку! Нетушки, пусть не надеется даже.

— Я лучше бы тебя выкинула! Будет мне восемнадцать — покатишься в дом престарелых, если до того на кладбище не уедешь!

Вопль опять получился спонтанным и неожиданным для меня в том числе. Экран компьютера мигнул и погас, а бабушка позеленела, раскрыла рот…

И в этот момент — невероятно вовремя! — зазвонил телефон. Проскользнув мимо бабы Светы, я взяла трубку, откуда сквозь потрескивание донеслось знакомое:

— Guten Tag, Vic!

— Мам, — нет, вовсе у меня голос не дрожит, просто кажется, — давай по — русски, а? Если ты вообще русский ещё помнишь…

Последняя часть фразы, может, звучала грубовато, но каждая мысль почему-то, не удержавшись в голове, вываливается на язык. Бабушка покачала головой и медленно поползла на кухню.

— Вика? Я тебя не слышу! Ох, ужасная связь… У меня всё хорошо! Надеюсь, у вас тоже.

— Всё плохо, — а вот и не буду плакать, а вот и не буду. — Мы бы тут умерли, а ты даже не заметила.

Щебечет, заливается голосок в трубке:

— Ничего не слышно! Ладно, я потом ещё позвоню, а может, как-нибудь заеду… Столько дел, столько дел! Auf Wiederhören!

Под ноги попалась сумка. А вон и книжка заговоров от Маланьи торчит. Как старушка там говорила? Найди сильное желание и попробуй — вдруг исполнится… А какое желание-то? Денег?.. Или чтоб самой популярной стать — лучше Катеньки?

В трубке уже гудки. И вовсе я не плачу, просто так получилось, что теперь вместе с коленками трясутся руки:

— Вернись ко мне. Пожалуйста, мам, вернись…

Глава XXV Баю-бай

Как показала практика, иногда ругаться с бабушками — полезная штука. В другое время жди ещё, пока спать завалится, а так — накачалась лекарствами, под завязку так, и дрыхнет. Ничего не стоит за дверь выскользнуть — и к соседу.

Ой, кто это в зеркале?! Я, что ли? Странная какая-то. И не в юбке же короткой дело, и не в отросших до середины спины волосах, лезущих в рот. Изменилось что-то ещё. Покосившись в сторону бабушкиной спальни, я включила свет — да, точно, не почудилось! Так уж получилось, что всю жизнь я жила недобрюнеткой — перешатенкой, с тем самым цветом волос, когда неясно толком-то ли чёрный, то ли коричневый. А тут — нате! Посветлели. Порыжели даже слегка, вон как блестят! Здорово. Оказывается, я тоже могу быть красавицей — самой настоящей!

Иллюзия развеялась, стоило привычно споткнуться о коврик у двери и потерять туфлю. Не, красивой рождаться надо, чтоб точно привыкнуть — все пялятся, все улыбаются, все на руках носят. Тогда и ходишь по — особенному, и говоришь по — другому. А я так. Пародия какая-то.

То и дело одёргивая юбку, — и как можно ходить в такой короткой тряпочке! — я вышла на площадку. Постучаться? Позвонить? А если соседи услышат? Настучат потом бабке, что дорогая внученька по ночам шастает — будет по шапке…

А, ну её, эту бабульку! Пусть желчью подавится. Ах, жаль, что нет с собой баллончика с краской — вот бы классный портретик забацать на стене! Светлану Николаевну в полный рост, и чтобы с пеной изо рта, да с глазами, как у лягушки… Ну — ка, а может, это как-нибудь наколдую. Я поводила рукой туда — сюда, будто рисуя воображаемую картинку. Не вышло. Предсказуемо.

Панически замигала засиженная мухами лампа. Раз, два — погаснет, три, четыре — вспыхнет. Так, Вика, вдохни глубже, не бойся, ты же ведьма, ты крутая, в конце концов, вон, Костяну вшей подселила! Значит — можешь чего. Шаг назад, раз, два. Второй шаг, три, четыре. А в темноте кто-то шепчет, и Руська за дверью орёт дурниной. Нет бы куску кошатины заткнуться! Тут же ходит кто-то, точно, ходит. Ещё шажок, раз, два… Да где же эта идиотская дверь?! Три, четыре… свет?.. Где свет? Почему не загорается?!

И тут меня схватили за плечо.

Конечно, я завизжала. На вас бы посмотрела! На словах-то все Д’Артаньяны. Правда, как заорала, так и заткнулась, потому что над ухом послышался голос Светозара:

— А вот и ты. Мы тебя ждали.