— Я и мои сестры, — говорит она, — приехали, чтобы помочь тем, кто попал в беду. Мы небогаты, но для нас — счастье дарить нежность и сострадание всем, кто в них нуждается, кто пал духом: больным, умирающим, одиноким, старым — всем, исстрадавшимся по любви и заботе. Для нас не существует различий в национальности, цвете кожи, вероисповедании, все люди для нас — дети Господа и заслуживают нашей помощи, все созданы, чтобы любить и быть любимыми. Я хочу поблагодарить господина Горбачева за разрешение открыть в СССР наш Дом милосердия, где мы сможем служить страждущим своей любовью и состраданием.
Мы, журналисты, забрасываем Мать Терезу вопросами.
— Вы видели много боли и страданий во всем мире. С чем бы вы сравнили масштабы бедствия в Армении?
— Оно не сопоставимо ни с чем, мною виденным. То, что я видела, было невероятно, ужасно. Но я не хочу искать сравнений. Сейчас главное — работать, помогать тем, кто нуждается в помощи. Я видела, что пострадавшим оказывается необходимая помощь. И еще меня поразило, что люди, пораженные страшной бедой, находили силы дарить меня улыбкой.
— Какой национальности сестры, которые будут работать в Москве?
— Они представляют четыре народа: индийский, югославский, польский и итальянский.
— Ваше отношение к коммунистам?
— Для меня они такие же дети Бога, как все люди на земле.
— Какую помощь оказывают вам русская и армянская церкви? Будут ли работать в вашем Доме советские монахини?
— Мы пока не начали работу — только подписано соглашение. Но мы уверены, что эти церкви немедленно придут нам на помощь и разделят с нами любовь и сострадание. Что касается работы у нас, то надеюсь, что советские молодые сестры присоединятся к нам. Сейчас у нас работают сестры 35 национальностей. В нашей работе появилось новое направление: мы помогаем еще и тем несчастным, кто заболел страшной болезнью XX века — СПИДом.
С Калькуттой связано и такое понятие, как «бенгальская школа» индийского кино, связанная с именами Сатьяджита Рея, нашего соседа по дому, и Мринала Сена.
Имя Сатьяджита Рея входит сегодня в мировую кинообойму наравне с именами Феллини, Куросавы, Крамера, Вайды. Он первый создал индийское психологическое кино. Мне посчастливилось увидеть ранний фильм, сделавший Рея знаменитым — «Патхар Панчали» («Песня Дороги»), и я был просто ошеломлен. Рассказ о буднях маленькой бенгальский деревушки превращается в величественную сагу о Жизни Человеческой. Все здесь не похоже на привычное нам индийское кино. Нет кричащих красок (фильм черно-белый), нет киногероинь с могучими формами — вместо них большеглазая, плохо воспитанная девочка Дурга, ее братик Any и страшная, костлявая, почти безволосая старуха Индира, упрашивающая богов забрать ее к себе. Здесь значительна любая мелочь: первый муссонный дождь, деревенская пуджа, свадьба подружки, поезд, проходящий где-то далеко в поле. И все включено в великий круговорот Природы: жизнь водяного паука, бегущего по глади озера, и человека — для нее явления одного порядка. Ничего подобного я никогда не видел. Говорят, что это лишь первая часть кинотрилогии — истории Поэта.
Приехав в Калькутту, мы жили первые дни в смятении и все время ожидали нападения террористов, о которых ходило много слухов. И как назло по вечерам в нашу тоненькую фанерную дверку начинали стучать. Я покорно шел открывать, но там стояли не террористы, а страшно смущенные студенты с букетами цветов и спрашивали, нельзя ли увидеть мэтра. И я с облегчением указывал им на соседнюю дверь…