Я куплю тебе новую жизнь

Горошины ее затвердевших сосков через тонкую ткань. Сумасшедшее сердцебиение. Затрудненное дыхание. Беспорядочные полустоны-полувыдохи. Стася улетала за опасный рубеж.

Аравин должен был удержать ее, наступая на горло собственному желанию.

Отстранился. С особым трепетом заправляя пряди мокрых волос ей за уши, прислонился к ее лбу.

– Ты вообще понимаешь, что происходит? – хрипло спросил он. Она не могла ответить. Губы перестали слушаться. – Понимаешь? – с нажимом требовал ответа Аравин.

– Да, – тяжело выдохнула девушка, часто моргая тяжелыми от влаги ресницами. – Ты заболеваешь мной. И я болею. Страшно болею, Егор, – горячо призналась она. – Скажи, как приглушить эти эмоции? – неожиданно попросила она. И ему почему-то оказалось больно это слышать. – Научи...

Ей в действительности становилось страшно от силы своих чувств. Они, будто тлеющие угли, разгорались и вспыхивали с малейшим притоком кислорода.

– Не могу, – напряженно качнул головой Аравин.

– Почему?

– Потому что не получается. Как бы ни хотел. Эта болезнь... она – как некая чума. Ломает. Лихорадит. Разрывает в клочья. И нельзя это остановить. – Ее сердце разлетелось на порхающие частички. Заполнило собой тесную душевую. – Нужно только переболеть.

– Переболеть? – рассеянно переспросила она. – А если это невозможно? Если это неизлечимо? Что, если это... – понизила голос до еле слышного, тонущего в шуме воды, шепота, – навсегда?

Но Егор ее услышал. Не выпуская Стасю из своих рук, запрокинул голову вверх, подставляя скованные эмоциями мускулы под теплые струи воды.

Затем легонько толкнул девушку ближе к стене. Туда, где вода их больше не достигала. Плотным паром скрывала от остального мира.

Подставляя ладони под спину Стаси, чтобы не касалась холодного кафеля, посмотрел на девушку долгим взглядом.

– Тогда умрем в один день, – этими словами замкнул невидимый круг вокруг них.

Существовали вещи, о которых говорить нельзя. Потому что слово и есть поступок. Только иногда невозможно молчать. Аравин сказал то, что и сам впервые услышал.

– Мне страшно, – призналась Стася.

– Ничего не бойся. Я всегда закрою тебя.

– От чего?

– От всего.

Вопреки собственному благополучию. Вразрез с персональными интересами.

***

– А-а-а... – низко завопил Прохоров в душевой.  – Бл*дь, вы что, всю горячую воду спустили? – Аравин никак не отреагировал на этот вопрос. Едва уловимо морщась, стал под поток холодной воды. – Нормально! Твою мать, как же холодно! И ладно бы по делу! Но, судя, бл*дь, по тому, что я, к собственному несчастью, вижу, облегчения ты не получил.

Аравин впервые не разделся в душе донага. Мокрые шорты слабо скрывали его сексуальное напряжение.

– Иди на х**, Прохоров... Серьезно, бл*дь, не лезь под руку! Заткнись.

Аравин резким движением намыливался. Ему, в отличие от Димки, температура воды как раз подходила. Остужала.

– Так, о чем вы так долго говорили? К чему пришли?

– Отъ**ись, сказал, – процедил Егор. На самом деле, он уже начинал привыкать к постоянному трепу Прохорова.

– Значит, душевного разговора не будет? Понял. – Закончив намыливаться, Димка снова стал под воду, и тут же заорал: – С*ка! Это невыносимо!

Неожиданно для самого себя, Аравин, запрокидывая голову, хрипло рассмеялся. На душе в момент так легко стало.

– Не думал, что ты такая неженка, Прохоров.

– Ну да, куда мне до тебя! – сплевывая воду, ответил Димка. – Ты у нас суровый, как зверь в полнолуние. А я так. Незамысловатый и надежный, как табуретка.

– Я запомню.

***

Ну и где находился тот самый пресловутый баланс, когда Аравин ощущал только бескрайнюю зависимость от Сладковой? Любил ее странным и особенным способом. Хотя, что он вообще знал о подобных чувствах? Стася досталась ему без инструкции и ярлыков. Действовал с ней исключительно на базе инстинктов. Опасность маячила рядом с ними. Но, не имея силы остановиться, они шагали по зыбучему песку все дальше и дальше.

Аравину бы хотелось взять на себя все риски и уйти вместе со Стасей в далекий офшор¹². Вот только это было невозможно.

Прощались. На улице упрямо задерживался белый день, поэтому сохраняли формальную дистанцию. Стася, понурив голову, съежилась на качелях. Егор стоял неподалеку. Запустил руки в карманы брюк. Властным взглядом застопорился на своей девочке. Она молчала, периодически тихо вздыхая. А Егор следил за тем, как облачка пара покидают ее алые губы, как трепещут длинные ресницы, как капризный ветер играет с ее распущенными волосами.

Бл*дь, да он попросту... любовался. А ведь никогда не использовал таких выражений. Не было в лексиконе. Сейчас же откуда-то брались подобные ванильные термины.

Изломанные щиты падали. Трогало душу.

Аравин цеплялся за свое псевдоравновесие. Только Стася давно жила в каждом ударе его пульса.

«Бл*дь, как же все сложно!»

Вытащил из кармана сигареты и закурил. Пару раз глубоко затянулся, не глядя в ее сторону, и снова направил цепкий взгляд на девушку.

Выдохнул облако дыма.

– Стася? – позвал ее решительным тоном.

– Что? – удрученно отозвалась Сладкова, поднимая глаза.