Кота я услышал. Мягко ступая, он прошелся за моей спиной, обозначая свое присутствие. Кот — алкоголик, Агриппина — лгунья. Дурацкий сельский мир. Как же мне хотелось домой! Может, правда, к черту эту хорому с ее незамысловатым уютом, который затягивает. И бабу дурную! Я скользнул глазами по симпатичному личику, ладной фигурке, давя вздох сожаления. Нужно вернуться через ковыль на холм, где деваха меня подобрала. Вдруг там уже наши суетятся.
— Ладно, — я подхватил котомку. — Бывайте.
Уверенно пошел к выходу. Краем глаза успел заметить, как на лице травницы промелькнуло удивление, и усмехнулся, радуясь, что усмешку она не видит.
За калиткой сразу направился в сторону ковыльного поля. Несколько раз оглянувшись, пришел к выводу, что слежки нет и решительно свернул от поля в сторону пролеска. Там в кустах, пристроил котомку — может и сгодится еще. Глянул на небо. Вечерело, но до заката время еще есть. Вот и отличненько. Достал из мешка пирог. Как его Агриппина называла? Загибенник, во. Надломил, глянуть на начинку — сытная, мясо с картошкой и какой-то зеленью.
Надо бы составить план действий, а то я вечно сначала делаю, потом думаю. Но план в голову приходить отказывался. Пирожки закончились. Над полем вставала полная луна. Еще не стемнело, но ее это не смущало. Я глянул в сторону леса. Тумана не было, значит, еще рано.
Нащупал в котомке свою старую одежду, сунул руку в карман джинсов и нашел телефон. Я его выключил, еще когда обнаружил отсутствие вай-фая и розеток, чтобы сберечь заряд аккумулятора. Но сегодня телефон мне нужен. Включил, убедился, что все работает, и переложил в карман штанов.
Бросил взгляд на небо и обомлел. Над полем вставала вторая луна. «Етить-колотить», — промелькнуло в голове.
Темнеть стало быстрее. Я аккуратно, кустами, вернулся к дому травницы.
Кот валялся на окне, помахивая пушистым серым хвостом. То ли злился, то ли сон отгонял, пойди пойми. Агриппина во дворе намазывалась какой-то мазью. Лицо, волосы, все открытые части тела покрывала ею на совесть, по одежде же сделала лишь несколько мазков.
Кот вскинул пушистую морду и уставился сквозь забор прямо на меня. Вот скотина полосатая. Хотя я не был уверен, что он меня видит, все-таки показал коту кулак, и хвост заходил ходуном с удвоенной силой.
— Я ушла, — крикнула травница коту, поставив банку с мазью на крыльцо. — Сторожи хорому!
Глянув, как она скользнула в сторону леса, я прямо перед мордой кота перемахнул через забор.
Василий зашипел и встопорщил шерсть. Ну что твой тигр лютый.
— Да брось, Васька, — миролюбиво произнес я. — Холодает вечером. Я попросить пришел. Нет ли настойки или наливочки какой для согрева?
Кот моргнул. Раз, другой. Потом очень по-человечески пожал плечами.
— Думаю, Агриппинушка, ангелица моя, не будет возражать, если отжалею тебе бутылочку, — пробасил Василий Солнцеликий. И спрыгнул с окна в дом.
Этого-то я и добивался. Следом за котом влез в хату, на цыпочках прошел к входу в подпол. Убедился, что кот спрыгнул вниз и закрыл за ним крышку, защелкнув ее на оба крепеньких металлических шпингалета.
— Прости, Василий, — пробормотал я, выходя на крыльцо.
Не знаю, что за мазь использовала Агриппина, но полагаю, если она хороша для травницы, то и мне не повредит. Открыв оставленную на крыльце баночку, я смачно обмазался ее содержимым. По консистенции мазь напоминала пену для бритья. Ложилась пышной массой на кожу, через некоторое время оседала, впитывалась и истаивала так, что увидеть ее уже было невозможно. От мази исходил тонкий запах каких-то трав, но распознать состав я не мог.
Из леса показались первые клочья тумана и, закончив обмазываться, я уверенно пошел им навстречу.
Туман был как живой. Он клубился, вздрагивал, дышал. Через пару минут наблюдений я подумал, что его движение словно подчиняется биению сердца. Протянув руку, коснулся рваных серых клочьев на уровне груди. Туман потянулся к руке, но замер, будто натолкнувшись на преграду, и, подрагивая, разошелся от нее в стороны. Ага... Я сделал шаг, другой. Туман расступался, обтекал меня и вновь начинал смыкаться сразу за спиной. Вон, значит, как.
Уже более уверенно преодолев пролесок, я вступил в сам лес. И замер, пораженный увиденным. Лес тоже был живым. Более того, несмотря на ночь и туман, видимость оказалась вполне приемлемой. На земле светились гнилушки и разбросанные островки какого-то мха. Красивыми штрихами с гудением туман прорезали светляки. Сильно крупнее тех, что я видал в детстве. И светили при этом как полноценные фонарики.