Я хочу свою жену… (СИ)

— Ну а всё же, — нервно улыбаюсь, — Что-то же послужило катализатором твоего к нему отношения.

— Годовщина моей матери. — тихо произносит она, медленно оглядываясь. — Так закурить охота. Пойдём?

Я киваю. Поднимаюсь с дивана и молча веду Ингу в кухню. Там есть запасной выход во двор.

В голове хоровод мыслей сменяют друг друга. Я пытаюсь обдумать ответ подруги. Наперёд. Боюсь, что упустила что-то очень важное.

— Чёрт, — выругавшись, она останавливается. — Сигареты в сумке, а сумка осталась в гостиной, я сейчас.

Я смотрю ей вслед и не могу вспомнить хотя бы одну годовщину смерти её матери, когда меня бы не было с ней рядом.

Хотя…

Беременность. Когда я носила Кристинку, я не поехала с ней на кладбище. Кажется, из-за суеверий или токсикоза. Но определённо точно, что она не была обижена.

Или была?

Включаю кофеварку, пока пока жду подругу, и задумчиво жую губу. Теперь и я вспомнила о никотиновой зависимости и не откажусь от чашки кофе и сигареты.

— Идём?

— Угу.

Наполнив две свои любимые большие чашки, о которые ну очень удобно греть руки, ввиду выпуклой формы, я киваю на дверь.

У выхода мы притормаживаем. Я передаю чашки Инге, а сама снимаю с вешалки две дутые куртки.

— Замёрзнем. — констатирую я.

Одеваю подругу, одеваю сама себя, поворачиваю ключ в замочной скважине и толкаю двери.

— Прошу. — наигранно весело говорю я, пропуская её вперёд.

Только вся наигранность исчезает, когда Инга подкуривает сигарету и передаёт её мне:

— Держи. И выбрось весь этот бред из головы, что ты туда вбила. У меня никогда и ничего не могло быть с твоим мужем. Я недолюбливаю его с того момента, как вы начали встречаться. Возможно, по надуманным и ревностным мотивам. Я мирилась с этим, пока видела, что ты счастлива. Пока он не вставал между нами.

— Что? Что ты имеешь в виду? — забираю у неё свою чашку кофе и хмурюсь.

Лёша никогда не скрывал, что Инга его раздражает. Во всяком случае так было пока мы встречались. С нашей женитьбой, а потом и с моей беременностью, начали проявляться другие вещи — ультиматумы, запреты и скандалы. Я не всегда бесстрашно защищала свою лучшую подругу. Иногда мужу удавалось загнать меня в тупик. Было проще единожды пойти на его условия, чем продолжать ругаться и отстаивать свою точку зрения. А позже, когда Лёша уже смирился, что Инга никуда из моей жизни не денется, она сама сказала, что больше её ноги в нашем доме не будет. Конфликт стал пассивным. Я просто перестала обращать на эту вражду внимание.

— Когда ты была беременная, — затягиваясь, ухмыляется она, — Он был у меня в общаге. Приехал на своей крутой тачке, бросил пачку бабла на кровать и приказал исчезнуть из вашей жизни.

— Что значит, приказал? — теряюсь я, впервые слыша о чём-то подобном.

— Ой, Лиза, а то ты не знаешь, как твой муж умеет команды раздавать. Пусть будет не приказал, а потребовал. Какая разница?

— А ты?

Инга удивлённо смотрит на меня.

Глупый вопрос, признаю. По прошествии стольких лет его вообще не должно было возникнуть.

— Если я и продавалась кому-то за бабки, то только тебе. — ухмыляется она. — Послала. И такого наслушалась. И в канаве меня найдут. И по кругу пустят. И он скажет тебе, что я к нему клеилась. И… ой, да какая сейчас уже разница? Просто тогда я уже для себя всё решила.

— А я? — не узнаю собственный голос, он хрипит и вибрирует. — Почему ты не рассказала об этом мне?

— Беременной тебе? Да и к тому же потом ты позвонила сама…

Не знаю, что сказать. Расскажи она мне это месяц назад, я бы безоговорочно поверила каждому её слову. Потому что это в его стиле. Сейчас… Эти последние недели так многое изменили во мне. Позволили узнать другого Лёшу. Того, кто никогда не поступил бы подобным образом с моей подругой накануне годовщины смерти её матери.

— Я же не ходила беременная все эти годы. — осторожно произношу я, делая глоток кофе.

— К слову не приходилось. То бессонные ночи, то детские болячки, то скандалы с Лёшей, то его измены… не хотела тебя ещё больше грузить. А потом ты вроде как и сама всё решила. Вы решили разводиться. Отложенный развод — ваше ноу-хау, и всё такое.

На губах подруги играет лёгкая полуулыбка. Я уже не помню, зачем начинала этот разговор и чего хотела добиться, на одно я знаю точно — чем он должен закончиться.

— Прости меня, пожалуйста.

— Ты сдурела? — нервно восклицает она.

— Я не должна была в тот день оставлять тебя. Традиции — это нормально. Ничего, что наши такие печальные…

— Лиза, остановись! — рявкает Инга.

Сейчас она очень похожа на моего мужа — яростная, властная и требовательная.

— Ты серьёзно считаешь, что я бы тебя потащила беременную в жару на кладбище? Что ты несёшь?!

— Всё равно прости. — причитаю я, приобнимая этот яростный и матерящийся ураган.

— Ой, Лиза. Умная ты баба, жалко только, что дура.

— Кто бы говорил. — фыркаю я, погладив болтающимся, длинным рукавом куртки её щёку.

Она хмурится и отстраняется, но рукав длинный — он её всюду достанет.

Я тяну руку снова к ней, размахивая рукавом во все стороны.

— Детский сад! — визжит она.