Я к Вам пишу...

Вот писали Вы давеча, что все о грустном, а мне о радостном поведать хотелось, чтоб повеселить Вас там на Москве, а выходит, и сам я все более о грустном пишу. Как говорится – начал за здравие, а кончил за упокой. А ведь, коли посмотреть здраво, радоваться надо и за ушедших наших. Они у Господа сейчас, и хорошо им там. Покойно и радостно. Вот братец Ваш, Ванечка, писали Вы, мир в душе потерял, как с Кавказа вернулся, а потом и образ человеческий, как пить начал. А теперь-то он у Господа, и верится мне, что в кущах райских пребывает как герой войны. Нет его вины в том, что так случилось – слаб человек, против пагубных привычек ох как слаб, это мне и отец Петр сказывал, да и в книгах, что я у него читать брал, тоже написано – слаб человек и немощен. Только немощь свою преодолеть надобно, а не лелеять. Вот преодолеет человек немощь – за то ему награда от Господа сыщется. Какая? Да каждому своя. Я вот считаю, что общение с Вами – награда моя. Только награда незаслуженная. Не мог я ничем такую награду заслужить – авансом Господь мне свои милости раздает. А я радуюсь и благодарю. И на душе легче становится. Раньше все больше роптал, а сейчас благодарить стараюсь. Жизнь-то она как повернулась – все у меня было, и карьера завидная, и друзья, и в войне с Наполеоном выжил, почитай, и ранений тяжких не было, и награда, и чины, все было, а ничего не осталось. Сам я жизнь свою загубил, и маменька теперь вот почти без средств. Оба мы с братцем много крови ей попортили, каждый по-своему. Братец мой Петруша к картам пристрастился и как-то в одночасье спустил все – и пулю в лоб. Только рука в последний момент дрогнула, жив остался. Выходили доктора, но умом Петруша тронулся – не помнил ничего и никого не узнавал. Два года так мучился, и маменька с ним, отца-то уже на свете не было, я в походе Заграничном, маменька одна с Петрушей была. Ну и не углядела она ли, сиделка ли, опия Петруша выпил весь флакон. Я даже на похороны не успел.