Я из Железной бригады

На удивление, мне и правда принесли бумагу и карандаши. Писать я стал, но только не мемуары, а воспоминания о той жизни. Стало даже интересно, что я могу вспомнить из того, что можно применить здесь, в этом времени. Выходило не так уж и мало. Появилась новая проблема, пришлось искать место, где можно хранить эти рукописи, а то еще доберутся до них тюремщики, будет нехорошо.

Целыми днями я бродил по камере, лежал, сидел, отжимался и, найдя небольшой уступ на дверном проеме, умудрялся даже подтягиваться. Вначале было очень больно, все же увечья, которые нанесли мне собаки, сказывались очень даже серьезно. Но спустя какое-то время связки начинали приходить в прежнее состояние, все же возраст сказывается. Было бы мне лет сорок или около того, наверное, было бы уже практически невозможно их восстановить. Это без травм человек и до пенсии может и на шпагат садиться, и отжиматься сколько хочет, но после тяжелых травм… Тратя на тренировки все свое время, невольно ловил себя на мысли, что у меня никогда в жизни не было столько свободного времени, чтобы тратить его на себя так легко. Это даже несколько пугало, казалось, вся жизнь пройдет бессмысленно и бесполезно. Только физкультура и отвлекала, занимаясь, нагружаешь тело, и тогда мозг начинает работать еще быстрее и практичнее. Столько всего всплывало в памяти, обалдеть можно, пугало другое: смогу ли применить свои знания?

Кстати о камере. Это было больше похоже на какое-то подсобное помещение, в прошлом, когда замок использовался по назначению, тут скорее всего находился какой-нибудь склад или кладовка. Тут и вентиляция была в порядке, не было ни сырости, ни особого холода. Окно хоть и присутствовало, но сделано оно скорее всего для галочки, а не как источник света, ибо нет этого самого света от него. Проветрить помещение с его помощью также нереально, оно глухое, не открыть совсем.

Стены были обшиты деревом, причем хорошо оструганным, и пораниться о них было сложно. Может, именно за счет дерева в помещении и было тепло и сухо. Кровать да, бедовая. Грубо сколоченные нары, с уложенным на них матрасом, набитым сеном. Что поразило в первое же время, набивку меняли чуть не каждую неделю, благодаря чему мне не пришлось мучиться с клопами, не было их.

Писать приходилось, устраиваясь за крохотным столом, едва ли в полметра шириной и таким узким, что даже писчие принадлежности разместить выходило с трудом. Ну а сидеть приходилось на деревянном табурете.

Хуже всего было с отходами жизнедеятельности. Выгородки не было, поэтому как ни укрывали бадью-парашу, один черт, воняла, хоть тюремщик и кидал рядом каждый раз какую-то пахучую траву, чтобы отбивать запах. Когда разрешили прогулки, кончилась халява по вытаскиванию параши тюремщиками. Теперь я делал это сам. Зато узнал немного о расположении строений и общем устройстве крепости. Правда, совсем немного. Меня тупо сопровождали до ближайшей стены, в которой было отверстие наружу, расположенное под углом. Выливая туда парашу, я морщился, но что делать. Попробовал выпросить новую бадью, не дали. Попросил дать побольше воды, дескать, хоть эту промою немного, принесли всего ведро, заявив, что не станут таскать для меня воду, тем более в колодцах ее не так много. Вот блин, задумался о насущном, и вышло на целый рассказ.

Да, еще было хреново со светом. Как и говорил, в окно его поступало очень мало, а свечей давали совсем немного, приходилось здорово экономить. Но темное время перед сном я старался забивать тренировками, а там свет не особо и нужен.

Кормили также очень скромно, но судя по запахам, разносящимся во время обеда и ужина, кто-то в крепости питался вполне себе хорошо. Мне же в основном доставались простые крупы, почти всегда недоваренные и, что всегда раздражало, почти без соли. Хлеб с отрубями, вместо чая или кофе – вода, но кстати, очень хорошая, чистая и без какого-либо запаха, свежая всегда. Немного потеряв в весе, пока восстанавливался после ранений, я так и остался худым, но теперь, благодаря тренировкам, на мне не было и капли жира. Если бы не уродливые шрамы, тело было бы похоже на тело хорошего атлета.

Бумаги удалось пристроить за одну из досок, покрывавших стены. Нашел немного отходившую в одном из углов и, чуть оттягивая ее, складывал листы за нее. И все-таки пришлось писать и о нынешней войне. Ибо, регулярно спрашивая о новых листах бумаги, я однажды услышал вопрос:

– Господин подпрапорщик, а куда вы используете бумагу?

А ответить-то мне и нечего. Чтобы не дать возможности тюремщикам провести обыск, пришлось придумать версию о том, что я стесняюсь написанного. Комендант все же настоял, чтобы я предоставил рукопись, пришлось начинать выдумывать. Ладно хоть не потребовали отчитаться за количество листов, ведь хозяева этих апартаментов прекрасно знали, сколько они мне дают бумаги. А я просто делал вид, что сжигаю то, что мне не понравилось. Короче, тот еще геморрой вышел. Никогда не сидел взаперти и не хочу когда-нибудь повторить.