Я иду !

Двадцать дней позади —
четверо в океане —
двадцать девять дней впереди…
Вал
    идет
        окаянный!
Слышишь,
        плывут
              прощальные звоны
русских берез, полей —
это варятся ребра гармони,
песня бурлит в котле.
Жажда…
        Даже сигнал спасенья:
Пи —
    пи —
           пить…
— Ребята,
        нынче мой день рожденья.
Ребята, хочется жить…
Ему подносят полную кружку,
а в кружке
небо
               кружится,
                        кружится.
Вода у губ воспаленных плещется,
речная вода,
крутая,
шепчет о чем-то,
                струится,
                           светится,
захлебываясь,
           обнимая.
В солнечных жилках
сквозные отмели.
Вода,
     пропахшая осенью.
Вода…
     Непонятное чудо —
                            вода.
Плывешь,
           течению себя отдав.
Плывешь…
Глаза залепило солнцем.
— Толька-а-а, плыви сюда!
А-а-а-а…
       в бесконечности отзовется.
Нырнешь, наливаясь звоном,—
блестят пузырьки
               на корнях зеленых.
Где солнце едва
               на дно просочилось —
раздвигаешь руками зеленые сны.
А-а-а…
      Кружилось небо,
                       кружилось…
— Толька,
         ты что?
                 Очнись…
И он очнулся,
               и слабой рукой
отодвинул солдатскую кружку
с небом вертящимся,
с нормой двойной!

«В окно ползет осенняя вода»…

Елене

В окно ползет осенняя вода.
А я хочу
       упасть в твои колени!
В такую ночь
              острее, чем звезда,
неповторимость каждого мгновенья.
Мне жаль, что ты сегодня не придешь
к фанерной будке старого яхт-клуба,
и этой гулкой ночи не поймешь,
и не уснешь на парусине грубой.
Мы никогда б так не были близки
в огромном мире,
скрученном ветрами,
где, к счастью,
             есть еще и чудаки,
которых называют дураками.
Привычный досаафовский уют:
канаты,
        весла,
             гички тень косая.
На хвойных лапах запахи ползут.
Поет вода о вечном…
                   Засыпаю.
Меня разбудит утром тишина,
и как-то вдруг по-новому предстанет
из мокрого разбитого окна
законченность реальных очертаний.
Я не могу
          ничем
                тебе помочь,
хотя ведь ничего и не случится —
простая ночь,
         прощающая ночь
уйдет
     и никогда не повторится.

«Кому и за кого мещане молятся?»…

Кому
     и за кого
             мещане молятся?
Сгибает ветер лезвие огня.
Быть может,
            за распятых
                       комсомольцев?
Быть может,
             за беспутного
                        меня?
Ни дьявола у них,
                   ни бога
                           нету!
Сменили веру.
             Изменили тон.
Напакостили,
             сволочи,
                    на этом,
теперь красиво
               просятся на тот…

«Не верится, что вот над этой крышей»…