Я иду!

сухой
                        блеск
из автобуса,
пропахшего грибами,
я вхожу
      осторожно
                    в лес,
он раскачивает небо стволами,
он ветвями
           синеву переплел
и, торжественный, пылает в росе.
Слышу шепот:
           — Хорошо, что ты пришел,
ходят все ко мне,
                 а любят не все.
Тычет пальцами зелеными лес
в жесть консервную и клочья газет.
Ухожу я от этих мест,
и уже чего-то светлого нет.
Я хочу заблудиться
                    в лесу,
перелиться в него,
                   как роса.
Полдень выползет
                  огнен и сух,
и погибнет роса,
                 но не вся —
под листом
          притаилась в тени…
Эта дольше других проживет.
Я руками
         раздвигаю огни
и вступаю в хоровод,
                      в хоровод.
И кружу
         по тропинкам дождей
мимо рыжих
смолистых
                       грив
все быстрей,
и быстрей,
                      и быстрей.
И во мху замечаю гриб.
Меркнет
        строгая
             красок игра
и, тревожною прелью дыша,
откровением сентября
раскрывается
             леса душа.
Там —
       в зеленой душе его —
груздь.
Или это студеная грусть?
И опять
       по тропинкам дождей
я на светлых полянах кружу,
спотыкаюсь о лысины пней.
Будьте счастливы,
                 пни,
                    ухожу!
У дороги толпятся дубы.
Полдень выжег на листьях росу.
— Ах, постойте,
                какие грибы!
Где вы столько набрали?
— В лесу.

Сосны

Далеко где-то кличут петухи.
Сквозь заросли лучей,
сквозь сумрак сонный
я в бор вхожу —
               вхожу в свои стихи —
в бездумные
          размашистые
сосны.
Звенит и стынет над водою бор.
Звенит и стонет,
                к солнцу улетая!
Я понимаю,
            сосны,
вашу боль,
своей живою болью понимаю…
Вам вечно напрягаться и звенеть,
но никуда вам от нее не деться,
не оторваться
            и не улететь.
Такая боль бывает у младенцев.
Они изводят и врача, и мать,
    они кричат, они ночами мокнут,
    а где болит —
не могут рассказать.
    А почему болит —
сказать не могут.

«Я почувствовал за спиною»…

Я почувствовал за спиною
что-то большое и теплое.
                     Я оглянулся —
                                    вставало солнце!
                      Летели красные птицы.
                    Мы костер затоптали
                 и затопали
в разные стороны,
в сосны.
                    Из орешника вылетели
                    узенькие ладошки.
                    Я подбежал и спросил:
                    — Девушка,
вы не видели,
здесь дождик не проходил?
  — Проходил!..
  Куропатка
                      взметнулась от нашего хохота,
                      чадя,
                           как ракета,
                                    хвостом.
Потянуло грибами,
                  холодом,
хвоей,
      папоротником,
                 хвощом.
Задымили поляны,
заскрипели дубы,
торчащие мельницами из тумана.
А под ними грибы…
Тронешь ветку рукою —
                       дрожь!
В каждой ветке —
                 холодный душ.
— Посмотрите, какой боровик!
Ветры в чащу погнали эхо.
И лес удивился:
— Посмотрите,
             какой боровик!
Я на миг испугался,
что все это пропадет.
Я шел, и смеялся,
и орал:
     — Посмотрите,
                 какой подосиновик!

«Распахиваю дверь и замираю»…