Я.Я.Я

Переездом это было назвать трудно. С собой была лишь одежда и книга Виктора Гюго- «Собор Парижской Богоматери», взятая из личной библиотеки Богдана Алексеевича. Василе не слишком приглядывался к литературе внутри дома его спасителей, но завидев именно эту книгу в нём проснулись детские воспоминания и из нового гештальта неприятно подуло холодным ветром. В седьмом классе Василе на весенних весёлых стартах был одним из двух болельщиков, пришедших посмотреть школьное празднество, чувствующее по старинной традиции тело и дух. Вторым болельщиком был его друг Атый, начавший курить двумя годами ранее за гаражами в рамках его проекта по внедрению себя в хоть какой- то веселый, искренний и безопасный социум с легким налетом выражения собственного отношения относительно многовекового конфликта отцов и детей. Тогда они оба были гонимы своими родителями на такое необязательное и такое унылое, в рамках зрительского опыта, мероприятие. Василе чуть было не начал засыпать на этапе эстафет, как его друг начал пересказывать ему с невероятным интересом и трепетом сюжет романа Виктора Гюго- «Собор Парижской Богоматери». Василе не видел своего друга вот уже почти шесть лет, но его образ как будто бы был всегда с ним, олицетворяя незыблемое детское товарищество, от реального человека там почти ничего не осталось.

В его новом доме уже ждала Она, держа в руке тарелку с кусочком торта.

– С новосельем!– сказала она протянув вперед тарелочку.

– А ты откуда узнала?– ошеломленно спросил Василе.

– Здесь информация распространяется очень быстро. Богдан сказал. А ты как думал?

– Быстро же ты все подготовила.

– Ничего не быстро. Я была готова еще когда тебе этот дом показали. Все ждали, когда ты решишься.

– Все?

– Да. Все. И сейчас все придут. У нас как раз пара минут есть.

– Подготовить ещё что- то нужно?

– Нет, всё уже готово, я же уже сказала. Пара минут, чтобы поговорить.

Они оба сели на старую софу коричневую софу, стоящую посреди комнаты. Василе не сразу понял подвох, но затем озвучил свой вопрос:

– Здесь же всё было немного по- другому?

– Может и было, но какая разница? Ты решился прямо сейчас. Василе, мне нужно тебя попросить кое о чем очень разумном.

Их лица были слишком близки друг к другу. Василе выводило из себя, что он подмечает, как ее пухлые губы филигранно вытачивали тихим тоном прекрасные слова, пока её глаза, наполненные чем- то светлым, застывшие в выражении созерцания сокровенного, смотрели на него. Она сделала паузу, далекий сквозняк, проникший чудом сквозь пространство окна, донесся до её лица, обрушив прядь волос в районе правого глаза. Она продолжила только после того, как увидела в его глазах решимость и ни грамма трепета.

– Ты принес книгу. Не читай ее. Она убьет образ. А ещё. Вы же сегодня идете на вылазку? Поступай, как всегда, безрассудно и глупо, ступая на что- то рациональное под собой, как умеешь. Знаешь, мне кажется, у тебя был бы черный пояс по творческому прохождению скучных серых бетонных лестниц.

Их лица были близки настолько, что всё вокруг казалось неуместным. Василе продолжал злиться, обращаясь в своем гневе не к ней, а к своей душевной или сердечной слепоте, из- за которой он привязывал себя абсолютно ко всему, что источало нежность, интерес и заботу. Он видел присутствие этих критериев, но не мог ручаться за их исполнимость, прыгая в любой огонь, что видел он на своем пути. Он чувствовалось, что во всем этом что- то напрашивалось. Какое- то действие. Но что- то это должно быть отвергнуто. Их разговор прервал вошедший в дом Леник, начавший разговор с какой- то подарочной одобрительной лести:

– Да, Василе, вот это у тебя домик. У меня намного меньше. А какие тут стены толстые! Окна тоже крутые. И плита есть!

– Лёник, ты сейчас про что? У тебя абсолютно такой же дом, может даже лучше. Мне приятно, конечно, что ты решил меня так подбодрить, но лучше садись и покушай торт, я пока чайник поставлю. Ты, кстати, к вылазке подготовился?

– Всегда готов! А ты Богдана Алексеевича уговорил? Ты крут, он обычно во всё подобное не вписывается и говорит, что в молодости и так набегался. Вот знаешь, годик назад мне показалось, что в лесу я видел тигра и хотел его сфоткать на фотоаппарат, который мне дядя Леша привез. Такой, полосатый.

– Фотоаппарат или дядя Леша?– решил странной шуткой поддержать рассказ Василе.

– Тигр, дурила. Ну так вот. И хотел я фотоохоту устроить, как Шарик из мультика на кассете. Побежал сразу к дяде Богдану, а он у меня фотоаппарат отобрал, дал удочку и повел с собой на рыбалку. С тех пор я и пристрастился к спортивной рыбалке. Ловишь- выпускаешь. Ловишь- выпускаешь. Сидишь, как сказал дядя Богдан, и созидаешь. Слушай, а ты чего там у себя делал дома?

– Я?– опешил от такого вопроса Василе- играл в игры, смотрел сериалы, ходил на кружки поэтические, в театральном вот еще был, на единоборствах и куче всего. Короче, пытался погрузиться во всё, что видел, но не глубоко.

– Кружки поэтические? И чего, стихи писал?

– Ну бывало.

– А прочитаешь сегодня перед всеми?

– Ой, да ну, сплошное позорище стыдное.