Я и царь

Толпа, окружавшая нас, загудела, услышав эту фамилию. Царь смотрел растерянно, испуганно. Похоже, он не знал, что и ответить. Но, по-всему, я смогла зацепить его. Он меня слушает!

– Ваше Величество! Чуть не забыла! Ещё одна просьба! Это следует сделать сегодня же прямо! Молю вас: прикажите арестовать Владимира Ульянова!

Царь переглянулся с окружением.

– Но кто это?

– Опасный бунтовщик! Он хуже всех, даже хуже Желябова!

– Где-то слышал я это фамилию… – тихо сказал Государь. – Так… Ульянов, Ульянов… Он готовил покушение на отца!

– Так это брат его! Они там все опасны. Вся семейка.

– Велю разобраться… – сказал Николай Александрович. – Вы вроде бы похожи на безумную. Но что-то мне подсказывает, что это не так. Или не совсем так… Что-то есть в ваших словах… Ведь вы не бредите… Вы как будто правда что-то знаете!

– Да, знаю!

– Кто послал вас? – тут царь посмотрел мне в глаза.

Я ужасно растерялась и, сама не зная, как и почему, произнесла:

– Меня послал Иоанн Кронштадтский…

Царь вскочил:

– Так ведь он третий год уж, как умер!

– Оттуда… – шепнула я робко.

Вокруг все заахали…

А спустя мгновение грохнул выстрел.

Я вздрогнула и замолчала.

Раздался второй.

Первая моя мысль была такова, что стреляли в Государя. Но он, невредимый, забыл обо мне и метнулся к ограждению своей ложи. Я кинулась следом, поняв, что стреляли не здесь, а подальше, в партере, а, может, на сцене. Именно туда, вдаль и вниз, в сторону оркестровой ямы, был направлен взор царя. Туда же уставились штатские и военные, находившиеся поблизости. Кто-то визжал – я узнала одну из царевен. Перегнувшись через барьер, я смогла разглядеть лишь столпотворение возле первого ряда… И тут вспомнила! Бинокль! Он был в кармане!

Приложив бинокль к глазам, я обомлела.

В проходе у первого ряда, опершись об ограждение ямы, стоял бородатый мужчина в белом сюртуке с большим красным пятном. На моих глазах он грузно снял фуражку и перчатки, повернулся в мою сторону, совершил что-то похожее на крестное знамение… и с грохотом упал.

А возле него стоял Дмитрий Григорьевич с пистолетом.

– Столыпин! – крикнул кто-то, тоже, видно, применивший свой бинокль.

– Пётр Аркадьевич ранен!

Зал, на секунду застывший в молчании, загомонил так, как будто бы рушилось здание.

– Поймайте!

– Убейте!

Дмитрий Григорьевич бросился прочь. На моих глазах его схватили за фалды фрака, повалили между рядами и принялись избивать. Под вопли сотен женщин Спиридович подбежал к нему по креслам, вынул саблю…

А что было дальше – не видела.

– Сообщница, сообщница! – раздался крик над ухом.

– Она с ним заодно!

– Она отвлекала!

– Убить их обоих!

– Проклятая террористка!

Я поискала глазами царя, но его уже не было. Через секунду меня сбили с ног. Бинокль упал на пол, стекло зазвенело. Носки чьих-то туфель впились мне в бока…

Били долго, агрессивно, увлечённо.

На Дворцовой и во Пскове было легче…

5.1. Наши дни (начало)

… И вот снова я в своей кровати.

Голова моя трещала, всё тело болело, а по белому крутящемуся потолку вальсировали разноцветные пятна.

Интересно, это всё-таки побои или таблетки?..

Но какая, впрочем, разница?! Главное в том, что я видела Императора! Всё было наяву! Я там была! Или… Может, приснилось? А что, если это был просто какой-то дурман? Может, я не путешествовала во времени на самом деле? Может, это были лишь галлюцинации? А что, весьма возможно. Именно поэтому теперь у меня такой отходняк. И именно поэтому я так глупо вела себя! Не смогла спасти Столыпина! Богрова не узнала! Точно. Только во сне человек может так неразумно вести себя. Если бы я действительно оказалась в Киеве 1 сентября 1911 года… Ах, если бы, если бы!..

Потолок помаленьку остановился, пятна исчезли. Собрав в кулак силы, я села. Опустила ноги на пол и заметила, какой он жутко грязный: пыль, крошки, обёртки какие-то, даже окурки (откуда?). Домработница совсем стыд потеряла! За что я плачу этой дармоедке?! Сейчас же уволю!

И я строго крикнула:

– Люся!

Никто не откликнулся.

– Люся!!!

И снова молчание.

– Эй, Люська, да где ты, в конце концов?! Долго мне ещё звать тебя?! Чем ты вообще занимаешься?!

Несмотря на грозные слова, домработница моя так и не появилась. Зато, когда я уже, кажется, готова была встать, чтобы найти её и высказать ей всё, что о ней думаю, из-за ширмы вышла незнакомая женщина лет тридцати и довольно бесцеремонно произнесла:

– Ну и чё ты орёшь? Чё те надо?

Я обалдело уставилась на неё. Косматые волосы, руки без маникюра, затасканный халат без нижней пуговицы… Кто это? Что она делает в моём доме? И… стоп! Что за ширма? В моей спальне ширмы не было!

– Вы кто?

– Блин, Наташка, ты, что, пьяная?!

– Не смейте говорить так!

– Ой, ну точно… Глаза как две плошки! Я Люся, соседка твоя! Добухалась до того, что и меня не узнаёшь уж?

– Во-первых, я не пью, во-вторых, прекратите разговаривать со мной таком тоне, а, в-третьих, кто вам давал право заходить сюда?! Это ведомственное жильё, а не проходной двор! – отчитала я её, повысив голос.