Стёкла ларька изнутри были увешаны свежими номерами газет, один вид которых привёл меня в полуобморочное состояние. «Будильникъ»… «Аполлонъ»… «Русскiй архивъ»… «Русское знамя»… «Старина и новизна»… «Московскія Вѣдомости»…
Куски статей на первых полосах заскакали у меня перед глазами, словно звери в цирке:
Господи!.. Что ж это?.. Как же… Айфон есть… И царь есть, выходит?.. Значит, баба из общаги не шутила? Российская империя жива?.. Но почему мне в ней так некомфортно?..
На негнущихся ногах я подошла к двум гимназистам на скамейке (или всё же реконструкторам? Пожалуйста, пусть будут реконструкторы!):
– Ребята, ради Бога, помогите…
– Нищим мы не подаём! – отрезал первый.
– Иди нафиг, попрошайка, – поддержал его второй, не отрываясь от «Айфона».
Я оглядела себя: старая кофта поверх замызганной фабричной робы, валенки с галошами, косынка, как у зечки… Вот блин, что за глупая шутка истории?! Такое ощущение, что я попала в чей-то рассказ и автор издевается надо мной просто смеха ради!
– Я не попрошайка. Господа гимназисты, подскажите бедной работнице, где здесь ближайший книжный!
– На Колчаковской, – выдавил первый презрительно.
– Где?
– Остановка на метро, – сказал второй. – Там возле выхода.
– А метро…
– За углом! – сказал первый.
И буркнул под нос:
– Понаехали…
Немного побродив, я в самом деле отыскала вход в подземку. Он не бросался в глаза, поскольку буква М над входом была отчего-то не красной и не той формы, что я привыкла. Что касается касс и турникетов, что не могу сказать, как они должны выглядеть, поскольку я нормальный человек и не спускалась в этот ад уже лет двадцать. Но смутные воспоминания юности всё-таки говорили мне, что метро в Москве должно быть каким-то другим…
Проезд стоил двадцать копеек.
И у меня их, конечно же, не было.
На всякий случай я обшарила карманы своей робы – в надежде, что невесть откуда взявшаяся одежда снабжена и невесть откуда взявшимися деньгами. Но тщетно. Что же делать? Попытаться перепрыгнуть турникет? Идти пешком? Попросить подаяния?..
В конце концов, я решилась вернуться в общежитие.
Люси, к счастью, уже не было. Большинство баб по-прежнему спали на раскладушках, те же, что проснулись, не особенно мной интересовались. Порыскав вокруг того спального места, на коем очнулась, я нашла пару монеток.
Вернулась.
Купила билет.
Оказалась на станции.
Она была полностью белой, довольно тесной, с очень низком полукруглым потолком и скошенными, словно на чердаке, стенами. Единственными украшениями этих стен были исписанные матерными словами рекламные щиты мировых брендов, так же нависающие над публикой, как и стена. В центре платформы ютилась неброская надпись: «Заводъ полимеровъ». Пути находились посередине, а не с боков.
Ждать поезда мне было страшновато, а сидеть внутри него – и вовсе жутко. Виданное ли дело – просто так взять и зайти в этот забитый населением Аид! Поэтому минуты две я ехала с закрытыми глазами. На третьей решилась открыть и увидела перед собой ряд пропитых физиономий, а над их головами огромную, на всю длину вагона, надпись: «Конфектная фабрика Порошенки – поставщик Императорскаго Двора». После этого я снова поспешила закрыть глаза и не открывала их уже до тех пор, пока чужой голос не объявил:
– Станция Колчаковская!