Я не мог заставить себя сказать ей о том, что думал на самом деле: что именно чувство вины перед сестрой – перед всей семьей, но особенно перед беременной сестрой – было причиной ее эндометриоза. И вина, если только она не изменит свои мысли, никогда не позволит ей забеременеть.
Врач рекомендовал немедленно удалить яичники – на каждом из которых была киста размером с грейпфрут, – прежде чем кисты прорвутся. Ее мочевой пузырь, кишечник и матка были покрыты рубцовой тканью.
Мы пошли к специалисту по репродукции, который предложил иной выход, нежели удаление матки: сделать операцию, чтобы удалить кисты и выскрести рубцовую ткань, а вслед за этим как можно скорее – пока Кэри восстанавливается – провести репродуктивное медикаментозное лечение и инъекции гормонов.
Кэри провела в больнице четыре дня, оправляясь после операции; я спал на раскладушке подле ее кровати, отвечая на письма читателей. В первые несколько ночей, когда у Кэри в носу была трубка, и она была слишком слаба, чтобы разговаривать, она похлопывала по боковине кровати, и так я узнавал, что она хочет пить – я скармливал ей ледяные кубики – или чтобы я несколько минут посидел рядом с ней.
На третий день она смогла встать с кровати и дойти до ванной комнаты. Я спросил, нужна ли ей моя помощь, но она отказалась; она прошла мимо меня, плотно запахнув больничный халат.
Кэри провела в ванной десять минут, и я подошел к двери; тогда-то я и услышал, что она плачет.
Я распахнул дверь. Она смотрела вниз, на шрам.
– Нам обязательно было это делать?
– Если мы хотим детей.
– Это как-то неестественно, – проговорила она.