Я и оборотень

Мой ответ вылился в стон, и я первая поцеловала, не в силах больше сдерживаться. Видит бог, никогда я еще так сильно не хотела этого мужчину. До такой степени, что практически ничего не соображала. Я вложила в поцелуй всю свою страсть, словно пыталась освободиться от нее. Гордей отвечал неторопливо, нежно, подчиняя меня своему ритму, заставляя прочувствовать поцелуй, насладиться уже только им. Он исследовал глубины моего рта, лаская тело сквозь тонкую ткань сарафана. Мне же хотелось ощутить его горячие руки на своей обнаженной коже. Грудь ныла, мечтая о более откровенных ласках, низ живота скрутило в тугой узел, и я знала, что лишь тогда станет легче, когда то, на чем я сейчас сидела, чувствуя, как он пульсирует, окажется во мне, вознесет меня не вершину блаженства, с которой я брошусь в пучину наслаждения.

Гордей перехватил меня поудобнее и встал со мной на руках, не прерывая поцелуя. Когда его губы оторвались от моих, я припала к его шее, покрывая ее поцелуями. В невольном порыве он прижал меня к себе так сильно, что в первый момент я задохнулась. А потом Гордей сразу же опустил меня на кровать, сорвав с нее предварительно покрывало.

Когда руки его проникли под подол сарафана, задирая тот вверх, я потянулась было к бра в изголовье (надо же! видать остатки разумных мыслей все еще плескались в моей голове, и я застеснялась Гордея!). Но он не дал мне потушить свет, мягко перехватив руку и прижав ее над головой.

— Хочу видеть тебя. Всю. Мне нужна твоя страсть, — пробормотал он мне в губы, снова накрывая их своими.

Руки Гордея скользнули по моим ногам. Немного устыдилась своих мокрых трусиков, но и от них он меня освободил сразу же.

— Ты уже готова, моя страстная девочка, — мягко развел он мои ноги в стороны, прикоснулся пальцем к самой чувствительной точке, заставляя меня выгнуть спину. — Но сегодня я хочу, чтобы ты умоляла, кричала от страсти. Ты должна выпустить ее на волю, не держать в себе, — палец его проник в узкую щель, но сразу же вынырнул, окуная меня в разочарование.

Когда я осталась перед Гордеем совершенно нагая, какое-то время он гладил мое тело, пожирая его взглядом. Я видела, как вздымается его грудь, какими черными от возбуждения стали глаза, и не понимала, зачем он мучается себя, а заодно и меня, почему заставляет терпеть эту пытку, а не дарит такую желанную разрядку.

Но самые изощренные и страстные пытки меня ожидали впереди. Губы Гордея накрыли мой сосок, в то время как рука продолжала гладить живот, спускаясь ниже, проходясь по внутренней стороне бедра, вновь скользя вверх, но не касаясь того, что так мечтало о прикосновении, что пульсировало и сочилось влагой, приглашая в себя со всей щедростью неутоленной страсти.

Наигравшись с одним сосков и доведя меня практически до исступления, Гордей позволил стянуть с себя футболку, чтобы я могла коснуться его горячей кожи, ощутить ее под своими пальцами. Но нырнуть руке туда, что заставляло меня елозить задом по кровати, пульсируя и изнывая, он не позволил.

— Потерпи, моя хорошая, я еще не сполна насытился твоим желанием, — коварно пробормотал он, перехватывая мою руку и припадая губами к другому соску.

Что вытворяли его губы. Они втягивали затвердевшую плоть и отпускали, покусывали и посасывали. Я уже плохо соображала, где нахожусь и что делаю. Одна мысль билась в голове: «Это невыносимо! Нестерпимо волшебно! Я не выдержу!»

Когда губы Гордея проложили дорожку вниз по моему животу, я задрожала от предвкушения. Какая стеснительность! На нее не осталось и намека, до такой степени я сгорала от желания почувствовать этого мужчину в себе, получить долгожданную разрядку. Я сама закинула ноги ему на плечи, разрешая коснуться меня там языком. Ощущения были настолько острыми, что я громко застонала, испытав прилив небывалого возбуждения.

— Кричи, девочка, не сдерживайся, — проговорил Гордей, не переставая терзать языком мою самую чувствительную точку. — Сейчас ты должна кончить для меня, чтобы я почувствовал твой сок.

И я кричала, извиваясь в его руках и перестав контролировать собственные эмоции окончательно. Мне казалось, что схожу с ума, что не выдержу того, к чему стремительно приближалась. И когда наступила долгожданная разрядка, она стала для меня настолько ошеломительной, что, кажется, я на миг потеряла сознание. Очнулась, прижатая телом Гордея.

— Ты очень страстная малышка, — с улыбкой смотрел он на меня, удобнее устраиваясь у меня между ног. — И это сводит меня с ума.

— Я умерла и воскресла? — спросила, прежде чем его губы накрыли мои в коротком, но страстном поцелуе.

Гордей рассмеялся, покрывая мое лицо легкими поцелуями.

— Нет, девочка, ты стала женщиной.

Он проник в меня резко, и я задохнулась от восторга. Так и раньше было, но сегодня я чувствовала все несколько иначе — глубже, острее, резче и насыщеннее. И это мне безумно нравилось, до умопомрачения.