Я и оборотень

Что же со мной происходит? Почему меня так тянет к этому мужчине, даже когда просто думаю о нем? Вот и сейчас внутренности окатило кипятком, стоило только вспомнить его ласки. Когда мое тело успело стать настолько искушенным, что перестало подчиняться разуму? Хотя, кого я пытаюсь сейчас обмануть! Разве что саму себя. Причем тут тело, если я не нашла в себе силы оттолкнуть Гордея, если до помутнения в глазах захотела его. А тело… тело всего лишь требовало удовлетворения разожженной в нем страсти.

Оставаться и дольше в воде было опасно. От холода ломило коси и зуб на зуб не попадал. Я выбралась на узкую полоску берега и какое-то время растирала себя руками, понимая, что «ледяной душ» плохо справился со своей задачей, что я все еще продолжаю испытывать возбуждение и мыслями возвращаюсь в то, что недавно произошло между мной и Гордеем. И именно в таком настроении мне предстояло вернуться в сарай, ведь я только одним глазком заглянула в то сокровище, что оставила мне бабушка, и о существовании которого я еще вчера даже не знала.

Гордей ждал меня возле сарая. Стоило только вывернуть из-за угла и заметить его высокую фигуру, прислоненную к нагретым солнцем бревнам, со скрещенными на груди руками, как сердце мое опять сбилось с ритма. Он молча смотрел, как я приближаюсь. Я же боялась встретиться с ним взглядом, увидеть хорошо знакомую насмешку. Только и оставалось, что стараться идти ровно, не споткнуться, запутавшись в собственных резко ослабевших ногах.

Он ничего не сказал и не посторонился, когда поравнялась с ним, а потом быстренько юркнула внутрь. Логика же моего поведения и реакции на этого мужчину в очередной раз разбилась о глыбы абсурда. Стоило ему только последовать за мной в сарай и приблизиться к топчану, на который я забралась с ногами, как сразу же стало нечем дышать, а по телу прокатилась горячая волна нового возбуждения. Да почему же мне больше всего хочется, чтобы он сейчас коснулся меня, прижал к себе, поцеловал… Почему я думаю об этом, когда совсем другие мысли должны владеть разумом? Это казалось невыносимым и до боли волнительным одновременно. Я уже и сама не знала, как отношусь ко всему тому новому, что так бесцеремонно вторглось в мою жизнь.

Но дело было прежде всего, и я буквально заставила себя подвинуться, освобождая место для Гордея.

— Что это? — заговорил он, указав на тетради, и я порадовалась, что голос его звучит спокойно, даже деловито, что в нем нет даже намека на нашу недавнюю близость.

— Книга магических рецептов. Ее составила мама, — прикоснулась я к одной из тетрадей, погладив пальцем обложку. — А это бабушкин дневник, где подробно описана история людей тумана, как я поняла. Но я еще и сама толком не успела ничего прочесть.

Тут я рискнула посмотреть на Гордея. Слава богу, он был занят разглядыванием тетрадей. Даже взял одну в руки. Это позволило мне поисследовать его лицо подольше и детально. Кажется, о таких лицах говорят, что они волевые, по мне так даже суровые. Жесткие губы (только на вид, уж я-то знала, каким мягкими и пылкими они могут быть) плотно сжаты, четко очерченные скулы, глубоко посаженные глаза — прозрачные, серые, холодные, пока в них не разгорится страсть. Тогда они становятся почти черными и такими глубокими, словно опасные омуты. Ой, а ресницы какие! Густые и пушистые. Раньше я этого в упор не замечала, и сейчас поймала себя на желании прикоснуться к ним, проверить, настоящие ли. В пору бить себя по рукам, потому как еле сдержала порыв.

— На каком языке это написано? — прервал Гордей мои размышления, поймав на месте преступления. Его взгляд выхватил мой, который я не успела отвести от его глаз. И сразу же зрачки его расширились, а у меня в животе все скрутилось в тугой узел. Еле сдержалась, чтобы не согнуться.

— Это письменность людей тумана, — заставила себя ответить, как со стороны слыша свой голос с легкой хрипотцой.

Приди в себя, Риэтта! Ты уже возбуждаешься от одного взгляда на него!

— Ты можешь это прочесть?

На этот раз я ограничилась кивком, окончательно перестав себе доверять.

Гордей отложил в сторону мамины рецепты со словами, что этим мы займемся потом, и протянул мне бабушкин дневник.

— Найди то, о чем она говорила в записке, что может оказаться полезным…

Долго искать не пришлось — эта запись была последней, сделанная неровным почерком. Видно, бабушка тогда уже болела. Как только нашла в себе силы спуститься в погреб?