Я и мой летучий мышь

Если плохо — меня позови.
Я приду и спасу от бед.
Если больно — ко мне иди,
На все вопросы я дам ответ.
Если плачешь — смогу обнять.
Если больно — я отомщу.
Если трудно — смогу понять,
И тебя я не отпущу.
Ты не веришь и рвешься прочь.
Хочешь бросить, забыть и уйти.
Как смогу я тебе помочь?
Где смогу тебя вновь найти?
Ты прости, но запру и свяжу.
Не пугайся, я буду здесь.
Я тебя под землей найду.
Я тебе посвящаю месть.
Пусть сгорят все, кто хочет зла,
Кто обидел тебя, забыв.
Я напомню. А ты — моя.
Только ради тебя я жив.
И пускай не пускаешь ты.
Я не против, у ног твоих сижу.
Просто эти глаза — мои.
Я без них больше не смогу.

Медленно открываю глаза, возвращаясь в мир живых из мира, который по ошибке приняла за потусторонний. Надо же… я все еще жива, хоть это и противоречит всем законам логики и здравому смыслу заодно.

В голове все еще крутится незамысловатая мелодия. Высокий грустный паренек поет ее, сидя одиноко в каком-то огромном зале в окружении кольца огня. Не знаю, может, это бред воспаленного сознания, но только видела я его так ясно и четко, что смогла разглядеть каждый волосок на его затылке. Огонь трещал, перекрытия лопались и осыпались с жутким грохотом. Странно, но посреди всего этого хаоса и грохота мелодия звучала так четко и чисто, словно пели в абсолютной тишине.

Закрываю глаза и поворачиваю голову, подставляя щеку лучам вскарабкавшегося на небо солнца.

Вернуться бы в этот сон… Еще разок бы послушать. Но даже если я усну, вряд ли увижу его еще раз. А жаль.

— Кэт! — Мои мысли прервал до боли знакомый голос, а ухо царапнули острые коготки.

— Открывай глаза, мы все видели!

Мы? С трудом поднимаю веки и изучаю фигуру склонившегося надо мной юноши. На секунду сердце гулко ухнуло вниз, а дыхание перехватило. Показалось, что это тот самый паренек из моего сна, каким-то чудом оказавшийся здесь, и сейчас он стоит надо мной… Но нет. Приглядевшись, я поняла, что это — не он. А не кто иной, как наш трусливый граф. И всю романтику как ветром сдуло.

— А, это ты.

— Я так рад, — всхлипнул Пых.

Граф хмыкнул и протянул мне руку, которую я проигнорировала.

— Ну вы прямо два сапога пара! — не унималась пушистая сволочь.

— Я сама.

— Сама так сама. — Граф отошел, расстелил плащ и уселся на нем, с удовольствием вытянув ноги.

Чего это он блаженствует под деревом? Тоже мне…

Сажусь, морщась от острой боли в спине, и тут же заваливаюсь набок.

— Больно? — заволновался Пых.

— Терпимо.

Принюхиваюсь и бросаю взгляд на мясо, нанизанное на тонкую веточку и жарящееся над огнем. Надо поесть. Определенно. Тогда и жить станет легче, да и организм быстрее пойдет на поправку.

На поляне мы провалялись до полудня. Я даже успела вздремнуть, правда, недолго. Один мышь был всем недоволен, бегал, требовал немедленно встать и идти к башне, а то, мол, время, отпущенное мне, безнадежно уходит. Заткнуть его удалось только после того, как я вспомнила о конфетах, купленных в кофейне у эльфов про запас. Я еще тогда подумала, что деньги мне уже вряд ли понадобятся, а вот конфеты, может, и порадуют — напоследок.

Порадовались. Граф, кажется, радовался больше меня, что мышь наконец-то замолчал, вгрызаясь зубками в большую конфетину и скосив к ней черные глазки. Он отвлекся часа на полтора, более нас не беспокоя.

А после я собралась с силами, кое-как встала, погрузила добро в суму и пнула заснувшего графа. Он поймал меня за ногу и глянул так, словно лезвие к горлу приставил.

— Давно не умирала? — спросили холодно и жестко. — Или считаешь, что теперь я добрый и пушистый?

— Не в этой жизни. — Сглатываю и, выдернув ногу, отхожу на шаг. — Вставай. Нам пора. Труба или что-то там такое зовет.

— Ошейник, — намекнул граф, чуть приподняв бровь и спокойно поднимаясь с земли. Так же грациозно и изящно, как делал, наверное, все в этой жизни.

— Пусть ошейник. Мышь сказал, что осталось еще немного пройти, и мы на месте. Это так?

— Да.

— Тогда есть время окунуться.

Меня порадовал немой вопрос в его синих, как это небо, глазах.

— Я грязная. А Пых видел озеро неподалеку. Он летал на разведку, пока мы спали.

— Ясно, но я бы тебе не советовал…

— А мне плевать. — И столько гордости и счастья я испытала — никакими словами не описать. Наконец-то! Наконец-то я это ему сказала в лицо. Что мне действительно плевать, даже если ошейник он активирует прямо сейчас. Наплевать! Потому что Я ХОЧУ ВЫМЫТЬСЯ.

Он смотрел на меня секунд пять, после чего вздохнул и, закинув суму на плечо, пошел в сторону озера.