Я и мой летучий мышь

— Во-первых — надо разорвать одежду в нужных местах, уметь соблазнительно двигаться, часто заглядывать в глаза и при этом выглядеть либо стервой, либо ангелом. И то и другое действует безотказно.

— А он спец! — восхитился мышь. — Ну что, все поняла? Тогда рви одежду.

— Щас!

— Кэрт.

— Помочь? — Мне заглянули в глаза, оказавшись внезапно так близко, что я едва не рухнула на пятую точку от неожиданности. Раздался глухой звук удара брошенной на землю коряги. Растерянно что-то мямлю.

— Она сказала «да», — пояснил Пых. — Рви, давай, а то Дрейк уже небось волнуется, где мы застряли. Мерзнет, психует, возможно, плачет…

Представив себе рыдающего на темной поляне василиска, невольно улыбаюсь. Но тут до ушей донесся треск одежды, и через пару секунд я напоминала жертву маньяка, а не приличную воровку из некогда хорошей семьи.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Пых.

Сжимаю рубашку на груди, не наблюдая в этом ничего хорошего.

— А зачем она прикрылась? — удивленно повернулся Кэрт к мышу.

— Ща, погоди. Так, Кэт.

— Что?

— Ты жить хочешь? — с надрывом.

— Да.

— Тогда хватит ломаться. Ничего криминального у тебя не открыто. Так, легкие полунамеки.

— Грудь того и гляди вывалится, перестав намекать. И вряд ли кому-то это понравится.

— Мне нравится, — улыбнулся Кэрт. — Ты симпатичная для человечки.

— Класс! — произнесла я, обозревая то, во что превратилась моя одежда.

— Кэт, опусти руки и иди эротичной походкой! Я буду что-нибудь петь романтическое. А Кэрт…

— Я дрова несу, — кивая на корягу.

— А Кэрт будет идти позади нас и тащить дрова. Итак. Готова? Пошли.

И Пых запел. Громко, пронзительно, с чувством, стараясь попадать в ритм моего шага. Вздохнув, я решила послушаться совета и, старательно виляя задом, пошла в сторону поляны, периодически спотыкаясь и ловя себя на том, что снова пытаюсь прикрыть прорехи руками. Представляя лицо василиска, когда он меня увидит. У него не то что пульс — у него давление подскочит, и смеяться надо мной он будет еще долго.

Луна, ты моя половина!
Ну где же ты ходишь, любимый.
Одна я стою и сгораю,
От стра-асти горячей пылаю, —

надрывался Пых.

Я, заслушавшись, чуть приостановилась.

— Кэт, я сказал — эротичной походкой. А не вихляющей. Веди себя естественно, — громким шепотом на ухо.

Закусив губу, смотрю себе под ноги, покраснев при этом до кончиков ушей. Но, как говорится, жить захочешь — еще не так раскорячишься.

Умира-аю от любви,
Погибаю в одиночку.
Где ты, милый, помоги,
Скорота-аем вместе ночку.

Мышь так фальшивил, что порой его пение казалось мне визгом. Василиск, сидевший на поляне, с интересом посмотрел в мою сторону, прислушиваясь к словам песни и наверняка получая от всего происходящего немыслимое удовольствие. Нервно улыбаюсь и останавливаюсь.

— Прогнись, — прошипели на ухо.

— Что?

— Прогнись, я сказал. Эротишнее! Еще! Да не надо на мостик становиться, Кэт.

— Я не умею эротишно! — громким шепотом прошипела я в ответ.

— Все умеют! Даже кошки.

— И потом, темно же. Он все равно ничего не видит.

— Напротив, я вижу все, — довольно сообщил Дрейк.

— Вот! Видишь. Все было не зря.

Мне хочется застрелиться из арбалета или удавиться, прямо здесь и сейчас. О боги, что еще мне надо сделать в этой жизни, чтобы выжить? И на что я готова пойти?

— Ну и как… — Переступаю с ноги на ногу, чувствуя, как кожу обдувает в самых неожиданных местах. — Тебе нравится?

— Даже не знаю… — ошарашенно произнес Дрейк.

— Хм. — Кошусь на Пыха. Тот воодушевленно запел, потыкав меня в щеку и намекающе подмигнув.

Я не такая, как все,
Я удивительный лотос,
Принадлежу лишь себе,
А для других нужен пропуск.
Я буду петь до утра,
Я соблазняю словами.
Но только ради тебя
Ночью пою я стихами.
О, мой прекрасный калиф!
Ближе ко мне подползай же.
Я не виденье, не миф.
Вижу, ты счастлив, давай же
Крепче, сильнее прижми
Грудь волосатую к пузу.
Пузо мое, ты учти,
Я заменяю здесь музу.