Квартира, в которой он жил, неофициально числилась за ним, но на деле принадлежала одной из семейных фирм. Даже мебель тут оплаченный матерью дизайнер со вкусом подобрал из обширного выбора дешевых товаров в «Икее» и других подобных магазинах.
Причина проста. Все знали, что Рассел продаст все ценное, с чем только соприкоснется, чтобы оставить деньги за игорным столом.
Так уже неоднократно происходило прежде.
Машины, часы, картины, ковры.
Все.
С разрушительной яростью и маниакальным педантизмом.
Рассел опустился на диван. Он мог бы позвонить Мириам или другой модели из тех, с кем встречался последнее время, но принимать их у себя возможно только при условии, что он выложит на стол хоть немного белой пыли. И нужны деньги, чтобы пойти с ними куда-нибудь. В эту минуту, когда на душе так пусто, ему хотелось хоть что-нибудь иметь вокруг себя. Но все это стоило денег. И тут ему пришла в голову одна мысль.
Вернее, имя.
Зигги.
Он познакомился с этим безликим ничтожеством несколько лет назад. Информатор его брата, который подсказывал ему порой интересные события из жизни города, когда находил такие «за линией фронта», и о них стоило знать, потому что каждый факт мог стать новостью.
После смерти Роберта они оставались в контакте по совсем другим причинам. В память о брате Зигги добывал ему что нужно и давал в кредит. А иногда и одалживал немного денег, когда Рассел оказывался в таком положении, как сейчас, что называется, по горло в воде. Рассел не знал причины такого отношения к себе, такого доверия, но, поскольку так уж сложилось, пользовался им, когда требовалось.
К сожалению, Зигги не отвечал на звонки по мобильнику, и дозвониться ему было весьма непросто. Пометавшись некоторое время между спальней и гостиной, Рассел принял решение. Спустился в гараж и вывел оттуда машину, которой управлял редко и неохотно. Может, потому что это был «ниссан», стоивший всего несколько тысяч долларов, и в техпаспорте не стояло его имя.
Проверил, достаточно ли в баке бензина, чтобы съездить туда и обратно. Он знал, где живет Зигги, и отправился к нему через Бруклин, ведя машину почти на автомате. Мимо проносились городские кварталы, но он не видел их, как бы в отместку за то, что и город не замечал его.
Губа болела, глаза, несмотря на темные очки, резало.