Читаем Я, Эрл и умирающая девушка полностью

Я, Эрл и умирающая девушка

Некоторые опухоли возникают в каком-то конкретном месте, типа рака легких или рака задницы. Рака задницы не бывает? Еще как бывает. Но дело не в этом: к таким опухолям иногда удается подобраться и вырезать их скальпелем. Однако лейкемия – это рак крови и костного мозга, она по всему телу, и ее просто так не вырежешь. Я что хочу сказать: конечно, скальпель и все дела выглядит пугающе и отвратно, но другие способы лечения рака – это шарашить опухоль радиацией и/или химией, что еще хуже. А в случае лейкемии это приходится делать со всем организмом.

Короче, это реальный отстой.

Мама сказала, это похоже на город, в котором завелись «плохие парни», – что-то в этой истории с Рейчел заставило маму забыть, что я уже не маленький мальчик. Ладно, проехали, короче это похоже на город с плохими парнями, а химиотерапия – это типа как бомбардировка города в качестве борьбы с преступностью. Попутно в щепки разносится полгорода. Я поделился с Рейчел этим образом, но она его не приняла.

– Скорее, это похоже на то, что у меня рак, – заявила она, – и мне делают химиотерапию.

Так или иначе в процессе бомбардировки для избавления от бандитов городу Рейчел-Сити явно был нанесен существенный ущерб. Особенно пострадали районы Волосянка, Кожная площадь и Желудочно-Кишечный тракт. Поэтому ей пришлось купить себе шапку: симпотную пушистую розовую фигню, которую вы привыкли видеть на гламурных красотках, слоняющихся по дорогим магазинам, а не на бледных девушках в больничной койке.

В общем, если бы это была обычная книга о девушке с лейкемией, я бы, наверное, наложил сейчас большую кучу… слов обо всей этой многозначительной фигне, которую Рейчел пришлось сказать по мере того, как болезнь все сильнее одолевала ее, и еще мы, возможно, влюбились бы друг в друга, и пережили бы невероятно романтичное время, и она бы умерла у меня на руках. Но мне не хочется вам врать. Рейчел не сказала ничего многозначительного, и мы точно не влюблялись друг в друга. Она, кажется, стала меньше злиться на меня за ту фигню, которую я ляпнул, но на самом деле ее раздражительность просто сменилась слабостью.

Короче, я заходил к ней и чего-то говорил, и она типа улыбалась, а порой даже легонько хихикала, но в основном не отвечала ничего, и я уже просто не знал, о чем поговорить, и тогда мы включали очередной фильм Гейнса и Джексона. Сначала самые последние, а потом дошло дело и до ранних.

Пересматривать их вместе с Рейчел было очень странно – она настолько на них сосредотачивалась. Знаю, это звучит по-дурацки, но, сидя рядом с нею, я внезапно увидел наши фильмы так, как, мне кажется, их видела она: как такой некритичный фанат, которому по кайфу все глупости, что мы наворотили. Не скажу, что научился получать удовольствие от своих фильмов – просто увидел, каким образом все эти недостатки и бестолковщину можно вытерпеть. Вы можете замечать, что освещение дрянь, и звук наложен кое-как, и не следить за историей, которую мы пытались рассказать, а вместо этого просто думать обо мне и об Эрле, создателях фильма, как бы невзначай переключающих внимание на самих себя. Но если мы вам нравимся, то понравится и наш фильм. Возможно, именно так Рейчел и смотрела на все, что мы сделали.

Правда, она ничего не говорила, так что, может быть, я все это придумал.

А тем временем ей не становилось ни капельки лучше, и пару дней она была в совсем мрачном настроении, и я ничем не мог ей помочь. В один из дней – мы что-то смотрели, а она была совсем потухшей – она вдруг сказала:

– Грег, думаю, ты был прав.

– Что?

– Я сказала, что думаю, ты был прав.

– А.

Она молчала, словно предполагая, будто я понимаю, о чем речь.

– Ну, я, это, часто бываю прав.

– Ты не хочешь узнать, в чем?

– А, ну да.

Может, она и не ждала, что я пойму, о чем речь.

Кто ж знает? Девушки же ненормальные, а умирающие девушки ненормальны вдвойне. Ой, вообще-то это звучит по-ублюдски. Беру свои слова обратно.

– Так в чем же я был прав?

– Думаю, ты был прав, когда сказал, что я умираю.