Я, Елизавета

Он негромко отдал команду. Вооруженные люди отступили, и послышался шаркающий звук шагов, и всей толпой они вышли из комнаты. Парри, а затем и горничную уволокли прочь; обе жалостно всхлипывали, но сэр Энтони даже не взглянул в их сторону.

Он поклонился:

– Прошу вас садиться, мадам.

Я плюхнулась на стул.

Он сразу же ринулся в атаку:

– Из всех, леди, вас я меньше всего ожидал застать в таком бедственном положении.

– В каком положении? Чем я провинилась?

– Вы обманули меня, леди.

– Я? Никогда!

– В Чешанте вы уверяли меня, что знаете о завещании покойного короля, согласно которому вы не можете выйти замуж без разрешения короля и совета…

– Так оно и есть. И я не…

– Нет? – Он невесело усмехнулся. – Итак, вы это отрицаете?

От безысходности я разрыдалась.

– Что это? Как я могу отрицать обвинения, с которыми меня даже не ознакомили?

Он играл со мной, мучил, надеясь сломить мой дух, и я это понимала. Но я не знала, как ему противостоять.

Я выдавила из себя:

– Я не сделала ничего дурного.

– Это вы так говорите, но, к несчастью для вас, ваш любовник – или лучше сказать «будущий муж» – лорд Садли утверждает обратное.

О мое вещее сердце! Мой злой гений, мой темный властелин, демон, завладевший моей любовью, тащит меня вниз! На что уповать? На что надеяться?

Сквозь слезы я с трудом выговорила:

– Он? Нет! Не может быть! Если он это говорит, он лжет! О, Господи, не оставь меня!

Господь услышал меня? Ибо вдруг мне послышался голос: «Не говори ничего, плачь, пока не соберешься с мыслями, иначе ты своими же устами произнесешь свой смертный приговор. Молчание золото, плати ему той же монетой».

И я рыдала и не поддавалась ни на какие утешения, ни запугивания, ни уговоры, хоть он и испробовал все средства по очереди. Он ходил вокруг да около, засыпал меня вопросами, мучая, но ничего не открывая, пытаясь поймать меня на крючок, но я в ответ только заливалась слезами. Если мне ничего не осталось, кроме этого женского средства, то лучше я до вечера или до самой ночи буду прятаться за водопадом слез, чем выдам себя. Или его, лорда Тома, несмотря на его злобу и глупость, или Кэт, или Парри, или кого-нибудь еще.

Этот кошмар длился весь день – день слез и поста, ибо мой тюремщик не позволил мне поднести к губам и стакана воды, – но в конце концов сэр Энтони в холодной ярости признал свое поражение и прекратил допрос.

Вернувшись в свои покои, где мне теперь прислуживала только одна горничная, косноязычная деревенская дурочка, которую я никогда прежде не видала, при свете одной жалкой свечки я раздумывала над тем, что мне было известно.

Одно, по крайней мере, было понятно: все вертится вокруг моего лорда. Он, должно быть, совершил какое-то преступление – его арестовали и допрашивали, и он сказал власть предержащим, что он и я собирались пожениться или, того хуже, что мы уже муж и жена.

Лежа в постели, я обливалась холодным потом. Если он так сказал и если они ему поверили, то мы оба, считай, мертвецы. И даже если они решат, что я всего лишь дала согласие на брак без их разрешения, то мой приговор подписан. Этот человек сеет вокруг себя смерть, и имя ему смерть, теперь мне это было ясно. Я, как его жена Екатерина, как все глупые бабы, легла с тем, чье имя – смерть, и теперь он пришел за девушкой.

И я отдам свою девственность не любовнику, не избранному мной супругу, а человеку, чьего лица, спрятанного под черным капюшоном, я никогда не увижу, который завяжет мне глаза, вывернет руки за спину и швырнет меня на плаху, где мою обнаженную шею поцелует его топор.

Но вышло так, что спас меня тот самый человек, что подверг мою жизнь смертельной опасности. В самый темный час, когда в моей спальне, в моей кровати под балдахином было темно, как в склепе, я услышала голос милорда Сеймура, звучавший, как колокол, в моей разламывавшейся от боли голове.

«Думайте, мадам, думайте. – Мне показалось, я слышу, как он это произносит. – Думайте своим мужским умом, острым как бритва, а не бессмысленной утробой, наполненной праздными соками. Думайте же! Думайте! Думайте! ДУМАЙТЕ!»

И я думала. Это поединок ума и воли, подхлестывала я себя, и спасти меня может вовсе не моя невиновность, ибо и Анна Болейн была невиновна, а умелая оборона и контрнаступление. Первые робкие лучи света пробились через мое окно и принесли с собой надежду на лучшее – если только я смогу думать…

Еще одна незнакомая мне деревенская девушка – бессловесное существо, от которого несло какой-то кислятиной, – принесла мне завтрак, пройдя через толпу вооруженных мужчин, по-прежнему охранявших двери моей спальни, и я заставила себя съесть немного хлеба. Затем я встала на молитву и долго простояла на коленях, моля Бога не о том, чтобы Он помог мне, и не о том, чтобы простил, но чтобы Он открыл мне способ пройти через весь этот кошмар и остаться в живых и на свободе. После этого я была полностью готова к грядущим испытаниям.